Вперед, бодрый трудяга, не бойся трудностей, ведь именно ты закален, как никто – бери и отстраивай заново развалюшку, работай в ней и плати городу аренду, примерно такую же,
как у частника (байки про отсутствие аренда так и остались лишь байками).Через семь лет, возможно, тебе продаст государство этот дом – но по рыночной стоимости, а с учетом
вложенных тобой денег эта стоимость будет сумасшедшая.
Хорошее здание под производство стоит от двадцати миллионов и выше. Ни один банк даже в долгосрочной программе не рассматривает, как у нас в России можно дать такие
деньги без залога и на длительный срок. Замкнутый круг…
Предприниматель в России, задушенный арендой, обложенный налогами, обессиленный в неравной конкуренции с зарубежным товаром, не защищен почти никаким законом.
Об этом знают все судьи.
Истина всегда имеет два конца. Работник, приходящий на такое производство, реально не защищен. У него, правда есть право выбора – уйти или остаться, золотых гор ему никто не
обещает, голова ни о чем после работы не болит. Мы, влипнув в эту паутину долгов, вложенных колоссальных средств, заложив жилье, правом выбора уже не обладали.
– Что делать, когда производство гипса в Самаре приостанавливается на все лето? Где взять деньги, чтобы закупить гипс с запасом и где его хранить? Где брать деньги на зарплату, когда многие оптовики не могут сразу переслать деньги? Оптовиков, расплачивающихся сразу, наличными – один, два человека… Летом брали грабительские кредиты под зарплату. Производство летом работала, сувениры в коробках накапливали.
Думали – зимой, под праздники продадим и вернем долги. Но сувениры за это время теряли актуальность и продавались по более дешевым ценам. Прибыль на производстве составляет 25 процентов. Деньги растворялись, как в бездонной бочке, долги росли. Придумали ездить летом на ярмарки в Москву.
Художники рисуют – художники и продают. А разместить их в Москве надобно. И не в каких-то замусоленных клоповниках, а чтобы люди чувствовали себя достойно. Ярмарки в Москве – выбирай любую! Тут уж производителям есть где развернуться – сам Путин приказал лучшие места отдавать. Что правда, то правда, расскажу все как знаю, как видела – отдавали нам места лучшие. На Коломенской, на Щуке отдавали…..
Олег с водителем рано утром палатки по Москве выставлял – товар продавцам помогал раскладывать, я тоже весь день за прилавком стояла – вечером всех собирали, деньги считали и зарплату выдавали. Уставали – земля пред глазами вертелась, смотрю на своего Олега – а он зеленый …
Все лето работали на ярмарках в Москве…
«Россияне!!! Поддержите российских производителей! Наши игрушки из экологически чистого гипса, прически из льна, ручная работа! За прилавком стоят художники!».
Наступал год Быка. Коровки у нас были с золотыми рожками, на шее – серебряный
колокольчик. На бочку – рябинка алая, или клубничка со смородинкой. К нам выстраивались очереди. Бабки покупали игрушки как картошку. Нас вспомнят все москвичи.
Но ,несмотря на все наши отчаянные попытки, денег мы с Олегом на этих ярмарках не зарабатывали, ни одной копейки. Долги отдать по-прежнему не могли, а вот коллектив сохраняли, что правда, то правда…
Но вот тут-то, на этих ярмарках, и стали зарождаться первые сомнения в правильности выбранного пути. Появились вопросы, на которые надо было срочно держать ответ.
Я вернулась опять на рынок и торгую в палатке – зачем?
Я уже научилась торговать в палатке – что я тут делаю?
Тогда я зарабатывала деньги, нарабатывала новые качества.
Что происходит сейчас?
Мы сохраняем коллектив? Даем возможность зарабатывать людям? Государство нами гордилось бы?
Жестокие слова летали в воздухе злобными коршунами и били в слепые глаза.
Я что-то делаю не так. Я опустилась в своем развитии.
Я что-то делаю не так. Помогаю заработать деньги людям?
Глаза раскрылись. И я сразу увидела правду – никому из художников дела нет ни до какого коллектива. Очутившись в Москве, все крутились, как могли, работая лишь на собственный карман. Очень трудно было все учесть – палаток много, игрушки постоянно подвозились, бились. Художники -продавцы накручивали цены – игрушек продавалось гораздо меньше, но в кармане звенело. Водитель тоже суетился, как мог, объединяясь с продавцами в общем доходе. Уследить за всеми было невозможно.
Мы вернулись домой. Мы были вымотаны до такого предела, что не могли разговаривать. Раздражение нарастало, как огромный тайфун, готовый поглотить в любую секунду –
и был он порожден тем, что силы брались уже из резервного запаса. Ни о каком творчестве не могло быть и речи. Была единственная мысль, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не приходила ко мне на рынке – как бы выжить, отдать грабительские долги – и больше ничего, ничего не надо… Совсем ничего.
Разливалась ненависть по всему сердцу, по телу… Кто нашептал заговор на семейную остуду? Где найти ключ, чтобы его расколдовать?
Пока были в Москве, даже самые преданные работники, которые получали хорошую зарплату, как горелые леса, расшатались…
Особенность именно российского бизнеса заключается в том, что больше всего у тебя воруют именно знакомые, предают только друзья…
Позвонил Максим, Юлькин муж и пригласил в гости. Я так давно, (после Юлькиного исчезновения) не видела его, что сильно обрадовалась.
Дом без хозяйки угасал и разваливался. Собака давно сбежала. За столом сидел Максим и незнакомые ребята. Максим был пьян и смотрел недобро. Я подумала, что-то случилось.
Ему было явно неприятны мои сердечные вопросы. Он почти не отвечал и упорно цеплялся к словам. «Манька замучила?» – снова и снова будто выхаркивал он слова и в такт им стучал по столу кулаком. Молодые ребята сидели с напряженными лицами, глядя то на своего вожака, то на нас с Олегом.
Юлька нашлась? Мертвая? Я, холодея душой, машинальновыпила со всеми стакан водки.– -Я собираю с предпринимателей! – наконец рявкнул Максим, и решительно встал.
– Чего собираешь? – не поняла я.
– Собираю. С таких как вы – капиталистов. Наживаетесь на труде бедных работяг! Мы вам Маньку-то* маленько поутрем, чтоб все по -справедливости было. Три дня сроку и
деньги на стол.
