Электричка мчалась на всех парах. Она даже не думала останавливаться. Почему? Может, просто не посчитала нужным? Ведь на остановке не было толпы. Только я – восемнадцатилетняя дылда, да моя сестра – колобок Ленка, ученица десятого класса. Значит, нас, девчонок, просто не берут в расчет.
Так думала я, медленно наливаясь злостью. Потом тряхнула длинным хвостом и выбежала на рельсы. Я стояла посреди путей и яростно махала руками. Разумеется, я при этом орала: «Стой! Мы едем!»
Электричка остановилась в двух шагах. Меня обдало ее жаром и запахом. Я вскрикнула, и испуганно смотрела, как полный мужчина в форме и фуражке выпрыгнул из вагона и рванул ко мне. Пот градом катился по его багровому лицу, он задыхался. До меня –рукой подать, а он тяжело дышал, словно долго бежал по жаре. И когда он был совсем рядом, я задала свой вопрос:
-Вы не подскажете, как доехать до Азовского моря?
Что было дальше, словами не описать. Там, за железной дорогой, раскинулось кукурузное поле. И в нем, с хрустом сшибая сочные стволы, летала я, не касаясь земли, вопя от ужаса:
-Дяденька, не убивай! Не убивай меня, дяденька!
А машинист бегал за мной с высоко поднятой палкой( когда-то успел поднять) и яростно орал:
-Нет, вы только…посмотрите… остановить пассажирский поезд! Как такси! Да я тебя сейчас… да ты у меня! Чтобы просто спросить, как доехать…
Он быстро выдохся и остановился. Я тоже встала, как вкопанная и огляделась.
Стоял поезд. К окнам прилипли пассажиры. Они ничего не понимали. Рядом с поездом стояла бледная Ленка. Она обхватила голову руками и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Как неваляшка. Хорошо воспитанная девочка, моя двоюродная сестра. «Теперь расскажет своей маме,- с ненавистью подумала я,- в кои веки отпустила ее со мной, опасной и безрассудной. Пусть теперь знает…»
Машинист все-таки сжалился над нами. Вволю набегавшись, он выпустил свой пар. По натуре своей он был добродушным человеком. Ну, перепутали девчонки поезд с электричкой! Приехали из глухой провинции. Сами перепугались…
-Буду внукам своим рассказывать,- бурчал он, заталкивая нас в вагон.- Нет, остановила поезд, чтобы спросить, далеко ли до моря, видал?!
Покричав, разошлись по своим местам пассажиры. И мы с Ленкой стояли, прижавшись друг к другу, держась за поручни. Под стук колес смыкались веки…
Как мы вообще здесь очутились? Как тетя Лида решилась отправить свою единственную дочку за тысячу километров?
Я снова люто, без памяти влюбилось. В школьные годы это проходило, как грипп. Потом как легкая простуда. К страданиям выработался какой-то иммунитет. А тут-бац!- не сработало. Школу я закончила, а в институт не поступила. Вот она, первая обида, настоящая травма. Без высшего образования нельзя, замуж не возьмут. Чтобы я не разболталась за год( до следующего поступления) мама каким-то образом устроила меня работать в школу лаборанткой по физике. Работа скучная и неприятная. Мой колбы, вытирай пробирки.
Чтобы хоть как-то раскрасить свою унылую жизнь, я взяла альбомные листы и все изрисовала целующимися лицами. Нереальной красоты парень иступлено целует девушку. Обклеила этими рисунками все стены лаборантской. Смотрела на них, тихо радовалась. Как кур пшеном, приманивала любовь.
Людмила Ивановна, учительница по физике, моя непосредственная начальница, взглянула на рисунки, вздохнула, поджала свой высохший рот. Покачалась в раздумье на старомодных лодочках. Махнула рукой. Бог мой, она разрешила! Это было необъяснимо. Сюда, в конце концов, мог заглянуть директор школы…
Через неделю в лаборантскую ворвалась группа молодых ребят. Они по-хозяйски бросали на стулья рюкзаки и куртки, весело переговаривались, громко хохотали. Вели себя, как у себя дома. Мне казалось, что их было десять, такой шум они навели, а потом подсчитала: нет, всего пятеро. Я хотела было возмутиться, потребовать объяснение этому вторжению, но тут влетела Людмила Ивановна: «Ах, наконец прибыли практиканты! Что-то вы в этом году запоздали, мальчики?»
Вот оно что! Это были студенты 4-го курса педагогического института. Три месяца я буду в окружении молодых ребят. Может, замуж выйду. Как вы заметили, это было моей навязчивой идеей: поскорей выйти замуж. Замужество манило меня освобождением от неусыпной материнской опеки. А любовь, она словно бы существовала отдельно, как воздух.
Я прикидывала и так и эдак, в кого бы из практикантов понадежней влюбиться.
Торопила себя, потому что отчетливо понимала: мысли мне неподвластны. Миг – и я потеряю голову от самого никудышного, самого завалящего.
И я впервые решила «действовать на опережение». Надо вычислить самых «ненужных», и возвести вокруг каменные стены.
Самым никудышным женихом был Толик. К тому же он считался «старым», ему было уже 29 лет. В таком возрасте любой нормальный парень уже давно бы работал, имел семью и детей.
Толик был худой, циничный, с длинными поповскими волосами. Пиджак неопределенного цвета был такой ветхий, что местами походил на решето. Брюки по краям мохрились, но не по моде, а по причине явной старости.
Как он сидел, этот наглец, закинув ногу за ногу!
-Если я когда-нибудь женюсь,- куря дешевую папироску, кривлялся он-, то только на курице с золотыми яйцами. К чему нищету разводить?
Дальше шло про то, какие все женщины одинаковые, и как ему скучно на белом свете. Как все безнадежно в плане любви, потому что ее не было и никогда не будет. Под длинными отвислыми усами корчился тонкий рот.
Печорин хоть был офицером!
Меня поддергивало от омерзения. Не приведи бог, влюбится в него какая-нибудь неопытная дурочка! Вот ей будет горе!
Я переводила взгляд на других ребят. Они были все как на подбор, будто братья. Молодые, жизнерадостные, горластые. Я выбирала меж ними, и никак не могла выбрать. А в это время женский коллектив школы не дремал. Нашу лаборантскую буквально оккупировали девчонки. Пионервожатая Таня, медсестра Света, завхоз Лида, лаборантка по химии Вера. И странное дело, незамужней была только пионервожатая.
К ужасу моему, замужние действовали нагло, но очень эффективно. Не прошло и трех дней, как четверо ребят были надежно упакованы и растасканы по другим кабинетам. Далеко ли ходить? Комната медсестры – рядом, потом – закрома завхозовские. Там вообще сплошной лабиринт. Всегда полумрак, гора хлама. И почему-то на заваленном столе постоянно стояла глубокая тарелка с домашними котлетами. Запах стоял неземной! Даже я, вечно страдавшая отсутствием аппетита, у Лиды превращалась в голодную волчицу. Котлеты лежали сочные, поджаристые. И дымок шел. Она их что, каждый час жарила?
Эх, заманила она Сашку на котлеты! Такая невзрачная, с виду тихая Лида. А медсестра – та точно на секс заманила кучерявого Сергея. Она и выше его, и толстушка, но глаза… Она ими подмаргивала, и зазывно мигала. И когда она свою жертву в кабинет утащила, тишина там стояла нереальная. Сергей без анекдотов и пять минут обойтись не мог. А тут – молчит за стеной, будто рот скотчем заклеили.
Еще одного забрала лаборантка по химии ( этажом выше). Когда раздавался звонок, и надо было явиться перед очами Людмилы Ивановны, все мгновенно появлялись, как из-под земли.
Так я осталась с нищим циником, про которого узнала, что он к тому же и пьяница. От него частенько попахивало спиртным, да и язык у него все больше развязывался. Я с ним яростно спорила, горячо отстаивая любовь.
-Любовь есть,- размахивала я руками, – она такая… такая любовь!
Толик жалостливо осматривал меня с ног до головы, и в его взгляде не было ни одной мужской искры. И я с ужасом вспоминала свою нескладную фигуру, полное отсутствие груди. Проклинала свою невзрачную худобу, свой острый нос, тонкие волосы – все свое тело, и все, что было сверху: дешевенькое платьице, неуклюжие сапоги, которым, как и его костюму, было сто лет. Я его ненавидела, а он меня презирал. И я сворачивалась в раковину, прятала там свои богатства: юность, жажду приключений и веру в волшебство.
Три месяца пролетели быстро. Когда студенты покинули нашу школу, я вздохнула с облегчением. Мне не надо больше напрягаться, завивать свои тонкие волосы в локоны. Не надо ежедневно подкладывать вату в лифчик. Я с новым остервенением принялась за рисунки. Тема не менялась: усатый красавец ожесточенно целовал милую девушку.
Вот верьте мне на слово: в моем сердце не было ни капли грусти.
В один яркий зимний день дверь лаборантской распахнулась: на пороге стоял, обсыпанный снегом, Толик.
-Я забыл здесь свои конспекты,- непривычно тихим и хриплым голосом сказал он. И шагнул ко мне…
Мы, не сговариваясь, так рванули навстречу друг другу, что больно сшиблись в поцелуях, непреодолимой нежности.
Он был другим. Он был нежный, стеснительный и робкий. А я представляла собой решительную одурелость. Потом мы, как безумные, рванули из комнаты, молча пробежали по коридору (шли уроки), слетели вниз по лестнице и почему-то метнулись в столовую. Там все готовилось к Новому году: столы и стулья были убраны, посреди зала стояла огромная елка, на полу – раскрытые ящики с игрушками. И мы кинулись к этим ящикам и, выхватывая из рук друг друга игрушки, лихорадочно вешали их на елку, сталкиваясь локтями, переплетаясь пальцами.
Сверкали шары, его глаза, ослепительно пахло хвоей, волшебством. Воздух, воздух был зеленый. Нет, он был цветной, густой, как дым.
Что, что еще было? Падали из рук, и рассыпались стеклянные шары, это было как чудо! Они как во сне, они как в вине, или нет, во сне, конечно же, во сне. Эти стекляшки медленно разлетались… Неужели никто не входил в школьную столовую и не видел, как он меня целовал? Целовал под елкой, в ее пахучем дыму!
Потом было как? Толик встречал меня после работы, и я шла за ним как зачарованная. В парк, так в парк. В подъезд, значит, в подъезд. Уже теперь, уже сейчас… Сама мысль о поцелуе сводила меня с ума. А какое красивое оказалось у него лицо! Как у древних царей, выточенное из белого мрамора. Запах дешевых папирос, в котором я совсем недавно задыхалась и кашляла, теперь казался мне невероятным благовонием. Достаточно было самой малости, чтобы земля ушла из-под ног. Я обхватывала руками его пальто, когда он раздевался в лаборантской. Жадно вдыхала, пила его запах. И не могла надышаться… Словами нечего и сказать. Ладонь на моем лице, а в ней колотится сердце…
Мама остановила все быстро и жестко. Она работала в детском саду в две смены и не сразу почуяла опасность. Но когда почуяла, действовала быстро и точно, как разведчик. За пару дней дело под заголовком «Толик» было заполнено. Беден, родом из деревни, мать больна, отца нет, живет в общежитии, неизвестно на что, не работает, не подрабатывает, едва сдает сессии.
-Ему осталось учиться два года,- подытожила мама.- И на что вы будете жить? А главное, где?
Во-первых, не два года, а почти один,- слабо возразила я.- Ведь этот почти закончился. Как- нибудь…
-Как- нибудь!- закричала, а потом заплакала мама. – Ему тридцать лет, а тебе вчера исполнилось восемнадцать. Ты понимаешь, что это такое, встречаться с взрослым мужчиной?
Я кивала, кивала головой. Я со всем соглашалась. Ведь все было хорошо. Все будет хорошо…
Мама отловила Толика в общежитии, прижала его к окну и жестко потребовала на мне жениться. Или немедленно оставить меня в покое. Я ничего не знала…
При первой же встрече с ним я почувствовала запах беды. Толик был серьезный и молчаливый. Не смотрел мне в глаза.
-Что, что случилось?- испуганно трясла я его. Трогала лицо, терла щеки, будто пытаясь реанимировать сдохшего щенка. Нет, это был мой, мой Толик. Угасшим голосом он сообщил, что у него заболела мама, надо ехать в деревню. Потом помедлил минуту и поспешно сказал, что нам надо срочно пожениться.
Он был в каком-то замешательстве, словно сам понимал всю ненадежность своих слов. Я испуганно смотрела на него и молчала.
Сначала Толик исчез на несколько дней. Я рыдала все ночи напролет. Потом он вернулся. Что-то путанно объяснял, почему не получается перевестись на заочный, найти работу. И снова исчез. Я смотрела из окна школы, как он уходил. Сгорбившись, как старик. Я долго-долго смотрела ему вслед. И вдруг поняла, что он никогда не вернется…
Я бродила вокруг общежития. Учебный год закончился. Никого не было. Я ночами стояла под окнами. Рядом были частные домики. Я перелезала через забор, притаивалась в мокрых кустах и, не смыкая глаз, следила за дверями общежития. Вдруг он появится? Я не чувствовала холода, не воспринимала дождь, редкий снег. Кажется, приходила домой, но ненадолго. Ничего не ела, но жадно пила воду. Одежда болталась на мне, как на скелете. Мама, наконец, поняла, какую непоправимую ошибку совершила. Она готова была на все: отдать меня за нищего Толика, не видеть меня никогда. Только знать, что я счастлива. Если бы можно, она достала бы его из-под земли, обвязала веревками и притащила на спине. Но он как сквозь землю провалился.
И тогда мама написала письмо Серафиму. Нет, это был не ангел, а мой старший двоюродный брат, офицер. Он служил на юге нашей страны. Мама обрисовала ему ситуацию и попросила помочь.
Сима ответил быстро.
«Тамара, выезжай. Встречу там-то. У нас полно холостых офицеров. Легко отдадим тебя замуж. Вытри сопли и собирайся. Твой брат Серафим».
Впервые мама с радостью отпускала меня, лишь бы прекратилось мое отчаяние, лютое горе.
Но отправить меня одну было все – же опасно. Мама справедливо предполагала, что я могу выпрыгнуть из самолета с парашютом, уговорить летчиков сменить маршрут. Например, оправиться в Африку.
Меня надо было сдать в надежные руки. А где их взять? Мама панически боялась потерять работу. У нее были непростые отношения с заведующей. Ни о каком внеочередном отпуске не могло быть и речи.
Кого со мной послать?
И тут вспомнилась моя двоюродная сестра Лена. Она была моей полной противоположностью: была строгой и примерной девочкой. К тому же, она вовсе не помышляла о замужестве и влюблена была всего один раз, и то безопасно. Ее кумиром три месяца был какой-то зарубежный певец.
Лена с отличием окончила девятый класс. И на каникулах мечтала проваляться дома, на мягкой перинке, с книжкой в руках. Тетя Лида, ее мама, божественно готовила. И столик возле Ленкиной кровати был целый день заставлен пирогами с маком, рогульками со сливочной начинкой. Да чего там только не было, на этом столике на колесиках!
Я завидовала сестре, ее безмятежному существованию, ее привязанности к дому, ее какой-то животной неприхотливости. То, что она сама походила на сдобную пышку, ее вовсе не волновало. Ведь замуж она не рвалась! Я приезжала к ней и пыталась разбудить ее спящую душу: «Лена, вставай! Ты проспишь любовь! Она совсем рядом, слышишь ее шепот! Неужели ты даже не чувствуешь ее запаха?»
Ленка с жалостью смотрела на меня. Когда-то давно мы были с ней – не разлей вода. Какое-то время даже жили вместе, пока тетя Лида не получила свою квартиру. Спали с сестрой вместе, обнявшись. Но вмешалось мое раннее буйство гормонов. Ах, я и без того захлебывалась в чувственном мире! Ленка осталось на берегу, на сухом песке, а меня снесло первой волной любви, потом второй… Сестра казалась далекой и маленькой точкой.
Как моя мама уговорила тетю Лиду отпустить со мной Ленку, как уломала саму Ленку, мне было неведомо. Мы давно не общались с сестрой, вернее, она пресекала все мои попытки примириться с ней. Видимо, мама нашла какие-то слова, которые глубоко потрясли их обоих.
Собрались мы довольно быстро, и уже через три дня летели в самолете. В Симферополе, в зале ожидания нас встретит Сима, командир засекреченной воинской части. Мы попадем в его крепкие и надежные руки. В их крепости я не сомневалась даже в детстве. Симка всегда был дисциплинированным и строгим, как моя мама. И почему я всегда была окружена людьми, похожими на нее?
Конечно, я мечтала выйти замуж за молодого офицера. Все девчонки с моего двора об этом мечтали. Я видела себя в белом платье… но не так ясно. Жених вообще расплывался прекрасным облаком. Более отчетливо виделся мне Толик, назло которому все это и свершится. Он будет страдать, прибежит на свадьбу. Не может же быть такого, чтобы любовь куда-то исчезла? Ведь она была, была, в этом не было никакого сомнения. Просто моя мама неосторожными словами ее смяла, как хрупкую бабочку. Прервала ее естественный полет. Но все встанет на свои места, когда он узнает, что я выхожу замуж. А он это непременно узнает: городок у нас маленький. Большая деревня…
Меня обуревали противоречивые чувства. Мама знала меня, как никто другой. Едва вырвавшись на свободу, я уже мечтала, что в самолете окажется опасный преступник. Он заставит летчиков повернуть самолет в неизвестную страну. Конечно, все закончится хорошо, никто не пострадает. Но далекая страна, из которой, возможно не сразу можно будет вырваться! Ах, как я жаждала приключений!
И эта жажда оказалась сильней.
Я придумала, что надо делать, когда самолет начал приземляться. Часы были только у меня, и я подкрутила их на целый час. Сойдя с самолета, я показала их Ленке:
-Смотри, Серафим обещал встретить нас в зале ожидания в два часа. А сейчас только 13.00. У нас с тобой целый час. Чем сидеть в душном вокзале, где полно микробов, давай погуляем по Симферополю.
Ленка подозрительно взглянула на меня и нахмурилось. Что-то не сходилось в ее голове. Что-то было неправильно. Ей достаточно было посмотреть вверх, и она сразу же увидела бы огромные часы. Но я все верно рассчитала про микробы. Это тема была ее уязвимым местом. Сестра была патологической чистюлей. Не выходя из дома, она умудрялась мыть руки по нескольку раз. Ей и в голову не могло прийти, до какой степени я окажусь коварной. Она взяла у меня часы и перевесила на свою пухлую ручку. Теперь она будет следить, чтобы в 14.00 мы мирно сидели там, где надо.
И мы рванули в город. Ах, как это было здорово! Здесь все, все было по-другому! Мне так и чудилось, что из-за любого дома покажется колесница с прекрасным принцем. Если не колесница, то просто принц со свитой. Если не принц, то самый романтичный в мире преступник. Разумеется, именно я буду втянута в опасные и прекрасные приключения. Нет, я чувствовала это всей своей кожей! Но мне мешала сестра. Она постоянно беспокоилась и тянула меня к вокзалу.
-Мы можем заблудиться, – верещала она.- Почему бы нам просто не походить вокруг вокзала? Посмотри, сколько киосков, а сколько видов мороженого!
Как я и предполагала, наша встреча с Серафимом не состоялась. Напрасно Ленка носилась туда-сюда, напрасно бегала к дежурному и просила повторить в громкоговоритель, что мы ожидаем гражданина такого-то.
Наступил вечер. Глядя на несчастное, зареванное Ленкино лицо, я впервые задумалась. Выяснилось, что у нас не было точного адреса военного городка, где служил брат. Не было его телефона. Надо было где-то ночевать. Впервые я узнала цены за сутки пребывания в гостинице крупного города. Денег у нас было немного. Каким-то образом над нами сжалился дежурный по вокзалу и определил нас на ночь в комнату «Матери и ребенка». Всю ночь грохотало радио, в разбитую форточку лились незнакомые и резкие запахи. «Вот это свобода»,- убеждала себя я, стараясь не смотреть в сторону Ленки. Даже во сне она продолжала всхлипывать, и рот ее по-детски поддергивался.
Дальше было двое суток блуждания в поисках воинской части, адреса которой мы не знали. Смутно я вспомнила какое-то слово, но что оно означало… Как-то Сима сказал, что его часть расположена между Черным и Азовским морем. Ровно посередке. Даже электричка в ту или другую сторону идет ровно три часа. Мы примерно определили по карте место. Сели в электричку, и проехав около трех часов, выходили на станциях.
Разыскав очередную воинскую часть, спрашивали на проходных, не служит ли здесь капитан такой-то. Нет, отвечали нам. Таких не наблюдаем.
И вот нам наконец повезло. Нас впустили и рассказали, как добраться до дома капитана Рассказова. Мы шли с Ленкой по цветущему городку, навстречу – красавцы офицеры и солдаты. А я представляла, как сейчас обрадуется брат, когда нас увидит.
Дверь открыл Симка.
-Да вы! Нет, как вы! Да я чуть с ума не сошел! Что мне было делать, когда я не нашел вас на вокзале! Чертовы куклы! Звонить вашим родителям? Чтоб их инфаркт бы хватил! Я не сплю, вас разыскивают по всему югу, а вы шляетесь бог знает где… У меня сын неделю назад родился, своих хлопот полно!
-Я знаю, – подытожил он зловещим голосом,- почему так произошло!- и показал пальцем прямо на меня.
Но все когда-нибудь кончается. Успокоился и простил меня Симка. Да и когда ему было обижаться? Он с гордостью показал нам своего Андрейку, познакомил с женой Настей. Я сразу же почувствовала непреодолимое желание раскрыть ей свою душу. Поведав ей свою мучительную историю, я громко и горестно разрыдалась.
Настя охватила мою голову, сама заревела, и ревела долго. Потом успокоившись, твердо сказала:
-Мы тебя за неделю замуж отдадим. Поверь мне. Завтра же пойдем вечером на танцы.
Мы пошли на танцы в этот же день. Настя сказала, что время – деньги. Да к тому же Серафиму уже кое-кто позвонил. Он хоть по телефону разговаривал строго, но повесив трубку, рассмеялся:
-А вас, девчонки, уже заметили. И сегодня с нетерпением ожидают на танцплощадке…
Мое сердце радостно забилось. Я судорожно заметалась по дому, ища зеркало. Потом стала закручивать свои волосы на самодельные бигуди. Настя решительно меня остановила:
-Сначала обед. Потом отдыхаем. Бледный цвет лица нам ни к чему. Я дам тебе свою косметику. Импортную плойку для завивки волос. И потом только – в бой.
-Господи, сколько колготы из-за женихов,- насупилась Ленка.- Слава богу, что хоть я замуж не собираюсь. Я вообще на танцы не пойду.
-Вот здорово!- подмигнув мне, не растерялась Настя.- Останешься с Андрейкой, будешь его качать. Когда кроватку качаешь, он спит долго и крепко.
Поскрипела, поворчала Ленка, да и к вечеру стала с нами собираться. Не хотелось ей с ребенком нянчиться. Краситься она наотрез отказалась. Да к слову сказать, она была права. Я ведь не говорила, что у Ленки было плохое зрение, и она носила очки. Очки – это еще не приговор. Но у сестры как-то все неудачно сошлось: личико у нее было маленькое, а очки большие. Да еще с такими линзами, что глазки казались крошечными. Крась их, не крась – не заметишь.
Надо мной Настя потрудилась на славу. Волосы превратила в пушистую волну. Лицо отбелила тремя кремами, губы подчеркнула и покрыла малиновым цветом. Глаза подвела стрелками, и густо-густо накрасила ресницы. А главное, дала свой модный джинсовый костюм. Настоящий, заграничный.
–Смотри, какая красотка получилась,- улыбнулась она.- Ну кто в юности губы красит красным, а ресницы – синим? Глаза у тебя какие? Зеленые! Причем здесь синяя тушь? Да еще эти кудряшки, как у бабушки.
Серафим, глядя на меня, одобрительно кивал головой. Радовалась Настя. Про меня и говорить нечего – я была счастлива.
Только Ленка устало смотрела в окно и вздыхала.
-Я соскучилась по маме,- скорбно заявила она. – Мне кажется, что я уже целую вечность дома не была.
-Ничего,- успокоила ее Настя.- Нам главное, Тамару замуж отдать. Мы тоже в этом заинтересованы. Она у нас – невеста нарасхват. Свадьбу сыграем, она к мужу жить уйдет. И нам веселей. Что ни говори, а родня.
В радостной суматохе день промелькнул. Андрейку завернули, в коляске устроили. Ленку, правда, пришлось чуть ли на руках нести. Так ей на танцы не хотелось.
А там музыка, свет, молодежь! Ни одного пожилого человека! Сказочный мир какой-то … Молодые офицеры в синей форме. Я закрыла глаза. Будто сон, рассеялась прежняя жизнь. Даже моя любовь к Толику показалась мне какой-то надуманной. Это не любовь во мне плакала, а жажда любви…
Назад шли так: впереди Серафим с коляской, Настя с Ленкой. А я далеко позади, в окружении молодых военных. И все они стараются завоевать мое расположение. Голова моя кружится. «Кого же выбрать? Все хороши. Если растеряюсь, то произойдет, как со студентами на практике. Пусть самый настойчивый – и будет моим».
Так я решила. Но не тут-то было. Настойчивыми оказались все. Стояли под окнами, утром передавали букеты с записочками. Серафим с Настей хохотали. Ведь претенденты на мою руку задабривали их, как могли. Я отчасти понимала, что дело в нехватке девушек, но все же чувствовала себя королевой.
Однажды утром, уходя на службу, Сима вдруг решительно заявил:
– Вокруг нашего дома вытоптаны трава и цветы. Ты, Тамара, глупеешь день ото дня. Я тебя не сужу. Но беру все в свои руки. Офицеров много, а ты одна. К тому же никого не знаешь. Я сам тебе выберу мужа. Положись на меня. Я тебя не подведу.
Голос его был строгим. Каждое слово было чеканным и весомым. Так отдают приказы. Я радостно кивнула головой. Я была согласна. Лишь бы остаться в этом сказочном городке, где повсюду, на каждом шагу, росли персики и абрикосы.
Непросто было с Ленкой. Сначала я не заметила ее преувеличенно-холодное отношение ко мне. Она словно отгородилась от всеобщей радости. Иногда я ловила ее взгляд, полный жадного любопытства, когда Настя доставала из шкафа свои наряды. Мы с ней были одного роста, одной фактуры, и Настя с каким-то детским восторгом наряжала меня, что-то легко дарила и даже хлопала в ладоши. Да она сама еще была девчонкой, ей только исполнилось девятнадцать.
Ленке ничего, ничего не подходило. Это было понятно без слов. Чувствуя перед ней вину за свое счастье, я пыталась ей угодить. Да мы все как-то вдруг закрутились вокруг нее, чем еще больше ее озлили. Она незаметно превратилась в настоящего тирана: каждый день злым голосом заговаривала об отъезде. Симка пытался ее окоротить, взывая к ее совести. Она убирала с колен тарелку с пирожными. Поднималась с мягкого кресла, и пару часов терпеливо разыгрывала роль любящей сестры. Потом сердито хмурилась, цеплялась к словам, обижалась на все и просилась домой.
Мы еще не знали, что она тайно отправила матери письмо с жалобами на плохое самочувствие, на то, что ей очень скучно. Ответ от тети Лиды пришел незамедлительно:
«Срочно выезжайте».
Ленка заметно повеселела, она даже встала на носочки и слегка покружилась у окна. Когда она заснула, мы собрались на кухне: я, Серафим и Настя. Настя качала на руках Андрейку.
-Нам нужно немного времени,- сказал брат.- Давай отвлечем внимание от твоего замужества. Съездите на электричке к морю. Поплавайте, позагорайте. Ведь вы моря еще не видели. Думаю, сработает.
И вот мы с Ленкой стоим на остановке в ожидании электрички. Правда, я перепутала ее с поездом, но об этом я уже рассказывала в самом начале своего повествования. Море, действительно, отвлекло мою сестру. Но получалось, весь день уходил на эту поездку. Три часа занимала дорога только в один конец. На любовное свидание мне оставалась только ночь. Я готова была не спать. Но утром, увидев мое счастливое лицо, Ленка уже не хотела ни моря, ни поездов. Минутами мне было даже жаль ее страдальческое лицо. Даже под толстыми стеклами глаза светились завистью.
У меня оставалась еще одна тайная надежда. Никого не посвятив в свой план, я выпила частями трехлитровую банку воды, и вызвала рвоту. Перепуганный брат отвез меня в медсанчасть. Я там переночевала и утром благополучно вернулась обратно. Ленка уже собрала чемодан. Подбородок ее был плотно сжат. Губы дергались. Она рвалась домой.
-Отвези ее и возвращайся,- устало сказала Настя.- Приезжай одна. Это ведь так просто.
Мне тоже казалось, что все поправимо. Я только отвезу Ленку домой, и снова вернусь. Все можно исправить.
Но все оказалось иначе.
Ленку я благополучно доставила домой. Тетя Лида рада была видеть ее живой и здоровой. Дома я узнала, что мама попала в больницу. Поправлялась она долго, и я все время была при ней. Потом пришла телеграмма от Насти. Тяжело заболел Андрейка. Срочно потребовалась сложная операция на сердце. Они уезжали в Москву. Им было не до меня. Потом вообще в их жизни все перевернулось…
Это было давно, в 80 годы прошлого века…
Я возвращалась туда, в цветущий украинский городок, только в своих воспоминаниях. И почему – то именно эту поездку к брату вспомнила я сейчас, прижавшись лицом к больничной подушке. Сон не шел, даже дремоты не было и в помине. Печальные мысли лезли в голову. Неизвестность пугала.
-Кап, кап,- стучал по стеклу дождик.- Стук, стук.
Почему медленно стекавшие по окну капли напомнило о том, позабытом стуке колес?
Явственно и уверенно, далеко-далеко грохотал поезд…
Сама вечность пожаловала за мной? Снесет меня, как маленькую букашку? Я сжалась в комок, закрыла голову подушкой. Страх превращал меня в животное…
Но где-то там, в спасительной глубине разума, кто-то храбро шепнул мне: «Не бойся! Вставай, и выбегай навстречу. Просто разозлись, останови этот поезд, и ты увидишь, что страшного ничего нет».
Это было равносильно приказу. Приказу из далекой юности. Крошечное зернышко, хрупкий осколок памяти, отгороженный от меня каменной стеной. И в нем – такая жажда жизни, любви. «Безрассудная, опасная»,- шептало маминым голосом благоразумие.
Я с трудом поднялась с койки. Встала, едва удержавшись на ногах. В глазах потемнело. Ухватилась за стену. Еще два шага. Надежда так слаба. Еще! Давай! Вот они рельсы. Осталось только поднять руки! Поезд совсем рядом. А вдруг я опоздаю! Грохот невообразимый. Я закрыла глаза. Рядом, над ухом, услышала голос:
-Что случилось?
Открыла глаза. Потный, испуганный машинист. Поезд почти возле ног. Щеки мои горят, волосы пахнут дымом. Какое приключение!
-Вы не подскажете, как добраться до юности?- звонко и радостно спросила я
-Дура,- устало сказал машинист.- Поезда не останавливают, как такси. И что она вам далась, эта юность?
-Я хочу жить!- закричала я. – Понимаете? Жить!
-Да кто ж тебя трогает,- буркнул он и пошел к поезду.- Живи!
И я побежала за ним, то бормоча какие-то молитвы, то радостно хохоча над собой. Я почувствовала непреодолимое желание все рассказать ему, с самого начала.
С того самого мига, когда электричка вовсе не думала останавливаться…
