Член Союза писателей России липецкая поэтесса Тамара Романова родилась в старинном городе Ельце Липецкой области. После окончания факультета романо-германской филологии Воронежского государственного университета работала переводчицей на Новолипецком металлургическом комбинате, преподавателем в Липецком техническом университете и средней школе, журналистом газеты «Молодежный вестник», выпускающим редактором журнала «Благочиние». В настоящее время является исполнительным редактором сайта 1-го Липецкого благочиния.
Издавалась в коллективных сборниках: «Прозрение», «С верой, надеждой, любовью»; в журналах: «Литературная учеба», «Подъем», «Петровский мост», «Благочиние», «Липецкие епархиальные ведомости», «Неоновый город»; в альманахе Российской академии поэзии. Является автором книг поэзии и прозы – «Фрески» (2000), «Мы – дети лета» (2001), «Третье небо» (2004), «Возвращение» (2007).
Лауреат областной литературной премии имени Евгения Замятина (2011г.) и литературной премии журнала «Петровский мост» (2013 г.).
За труды, понесенные в деле духовно-нравственного просвещения, поэтесса награждена медалью святителя Тихона Задонского; почетной грамотой Управления культуры и искусства Липецкой области; почетной грамотой Липецкого общества православных врачей; грамотами и благодарственными письмами библиотек и школ города.
«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает», – утверждал немецкий философ А. Шопенгауэр. Эти слова в полной мере можно отнести к нашей современнице Тамаре Романовой. Она излагает свою мысль ясно, убедительно и, что особенно важно для поэтического творчества, красиво.
Стихи Тамары Романовой о любви, природе, малой родине, как и духовная поэзия, ярко представленная в ее творчестве, отмечены знаком богоприсутствия. Это искренняя исповедь высокой, любящей, взволнованной и страдающей души. Они одновременно выражают трагизм и ликование, восхищение и преклонение перед Творцом и Его высшим творением – человеком.
Лирика Тамары Романовой сердечна, ее негромкие стихи непостижимым образом воздействуют на читателя, ненавязчиво напоминая о непреходящих христианских ценностях. Радует, что высокие строки поэта понятны и близки каждому из нас.
Так ли жил?
Пьет из ручья водицу птаха,
бежит ручей, неудержим.
Ты в небеса глядишь со страхом
с одной лишь мыслью: «Так ли жил?».
А птица Божия вспорхнула
и улетела в облака.
Твоих надежд не обманула,
вновь беззаботна и легка.
И ты хотел взлететь когда-то,
вот только не хватило сил.
А солнце клонится к закату,
а солнце клонится к закату –
и те же мысли: «Так ли жил?».
Ковыль
При дороге рос ковыль.
Ливень бил его до боли,
Зной палил, слепила пыль.
Он терпел, он был неволен
От судьбы своей бежать,
До земли под ветром гнулся,
А набравшись сил, опять
К свету Божьему тянулся.
Мы с тобой по жизни шли –
Падали и поднимались.
При дороге ковыли
В нашей памяти остались.
При дороге ковыли
Нам с тобой вослед глядели.
Что они сказать хотели?
Все ли мы понять смогли?
Прохожий
Шел по дороге человек,
Глядел в пространство молчаливо.
Из-под его тяжелых век
Катились слезы, он стыдливо
Их рукавом с лица стирал.
Шли люди. Фыркали моторы.
Иной его не замечал,
Другие отводили взоры.
Что сделаешь? Не повезло.
Он шел. В глазах такое горе!
Казалось, что его несло
Волной тяжелой в бездну моря.
Он шел. Палил июльский зной.
А люди шли ему навстречу.
Ни я, ни кто-нибудь другой
Не обняли его за плечи.
Я не сумела подойти,
А мне казалось, мы похожи.
Уж столько лет прошло. Прости,
прошу, прости меня, прохожий.
Провинция
Я родилась в провинции,
где все дороги ведут к храму,
где в ярком платьице ситцевом
по улице главной гуляла с мамой.
Где цвели возле дома
золотые шары и мальва
и соседка с редким именем Домна
напевала сыну: «Спи, мой маленький».
Где важные куры бродили по парам
в проулке узком до позднего вечера
и пьяный мужик, матерком поддавая жару,
клубил под ногами пыль от делать нечего.
Теперь, приезжая в дом,
где так много пространства и света,
хожу по комнатам до наступленья ночи
и, вспоминая слова отца:
«Слава Богу, дожил до лета…»,
только здесь ощущаю себя дочерью.
Время шло, я училась прощать…
В детстве мама водила меня
в Александровку в гости к сестре.
Шли пешком, золотилась стерня,
а вдали на кремнистой горе,
от ручья в двух неполных верстах,
весь в руинах лежал монастырь.
Помню звонницу без креста
да поросший бурьяном пустырь.
Помню мамин задумчивый взгляд
и слова, что сказала потом:
«Знать, не ведали, что творят».
И меня осенила крестом.
Разве в силах была я понять
глубину тех евангельских слов?
Время шло, я училась прощать,
всех прощать: и друзей, и врагов.
В праздник Богородицы Пречистой
На пригорке церковка стоит
светлая, как капля дождевая.
В небе золоченый крест горит,
в роднике журчит вода живая.
В день особой милости Ея,
В праздник Богородицы Пречистой,
Все поет, ликует и лучится –
Солнце, небо и душа моя.
***
В безлюдном парке сегодня тихо, ни ветерка.
И поступь первых дождей осенних еще легка.
Завечерело. Горят озябшие фонари.
Прошу, ты только со мной о главном поговори.
Я знаю, осень неотвратима. Грядет черед
холодных ветров, дождей промозглых, и скоро лед
затянет реки, пруды, озера. А что потом?
Молчишь? Не знаешь? Или не хочешь сказать о том,
что жизнь земная не бесконечна. И мы с тобой
покинем эти края навечно. И в мир иной
уйдем, оставив земле – земное. Рука в руке
мы налегке поспешим с тобою к живой реке.
Детушки-деточки
Детушки-деточки
вдруг спорхнули с веточки.
Голуби светлые
улетели с ветрами.
Отчий дом оставили.
Хлопают ставнями
окна в тихой горнице.
День к закату клонится.
За сыночка матушка
до рассвета молится.
Храм
Создавали дом для Бога,
не щадили живота.
Труд оценивая строго,
говорили: «Лепота!»
Разлетались звоны-птицы:
«Динь-дон, динь-дон».
Шел честной народ молиться
в светлый храм, в Божий дом.
Весна
Шумел апрель – гуляка, бражник.
Земля простуженно дышала,
укрытая листвой вчерашней,
как будто ветхим покрывалом.
А следом май с улыбкой светлой
шел в изумрудном одеянье.
Проснулся сад, умолкли ветры,
запели птицы на поляне.
Женщина
Вот и ты не выдержал – устал.
Стопки книг нечитаных на полке.
Целое разбилось на осколки.
Жизнь за середину пролистал.
Споря с ветром, вороной несет
не лихого всадника, как прежде,
не того, кто знал все наперед,
властелина в праздничной одежде,
а поникшего, как в зной трава,
седока, уставшего в дороге.
Скажет утешения слова
женщина, что встретит на пороге.
Что, скажи, нам осталось?
Я тебя не жалела,
ты меня не жалел.
Прожила, как сумела,
ты прожил, как сумел.
Пролегли между нами
прошлой жизни года.
Жаль, что ближе не станем
мы с тобой никогда.
Было светлым начало –
умиленье, восторг!
Помню, мама сказала:
«Там, где радость, – там Бог».
Мы с тобой эту радость
не смогли сохранить.
Что, скажи, нам осталось?
Помнить, верить, любить…
На берегу Дона
Еще не остыли твои берега
от летнего зноя.
Еще золотятся в низовье стога.
Вселенским покоем
все дышит вокруг. Я срываю с куста
тугую рябину.
И знаю – отныне я эти места
душой не покину.
И радостно мне, что сегодня я здесь,
в излучине Дона,
где слышится ветра раздольная песнь,
где небо бездонно.
Размышление
Наш век недолог,
и каждый день из прожитых мне дорог.
Ты скажешь: «Боже, нет банальней фразы».
Не стану спорить. Я сама не сразу,
а лишь с годами поняла, что время
не стоит торопить. Пусть жизни бремя
порой нас гнет к земле, но мы с тобою в силах
хранить в душе все то, что сердцу мило,
и рисовать в своем воображенье
осенних листьев легкое круженье.
Видно, и вправду зима началась…
Эта зима на себя непохожая.
Смотришь в окно – снова дождь моросит.
Хмурятся, глядя на небо, прохожие.
Ветер сквозной нараспев голосит.
Как неизбежна зима эта странная,
так неизбежна моя маята.
Стонет душа, изъязвленная ранами,
падают мокрые листья с куста.
Падают листья на землю остывшую,
слышу их шелест, их шепот, их плач,
сердцебиение слабое слышу их.
Видно, и вправду зима началась.
Заиндевело окно, подморозило,
спрятались лужи под корочкой льда,
снегом засыпало дальнее озеро,
смолкла до времени в речке вода.
Мир затаился, уставший от бремени
прошлых утрат. Сердце ждет перемен.
Кончилось серое время безвременья,
неразберихи губительный плен.
Не оттого ли душа успокоилась?..
Тихо вокруг, словно в сказочном сне.
Время пришло, все разумно устроилось.
Падает, падает, падает снег…
***
Редеет круг друзей с годами.
Уж многих нет сегодня с нами,
другие затерялись где-то.
Июль. Тепло. В зените лето.
Смотрю, а прямо на пригорке
растет чабрец у старой елки.
А рядом вьется повилика,
цветет кипрей, дурман безликий.
Пахучих трав семья большая –
никто друг другу не мешает.
Так и растут одним букетом.
И, радуясь теплу и свету,
все вместе встретят холода –
полынь, осока, лебеда.
В Елабуге
Памяти Марины Цветаевой
В Елабуге
вдруг
накренились стены.
В Елабуге
вдруг
загрубели вены.
В Елабуге
остервенело стыл свет.
Марина,
Вас в Елабуге
больше нет.
В России
голодный
сытого кормит.
В России
не разобрать,
кто кормчий.
В России
ночь, день –
тень, свет.
Марина,
я приглашаю Вас
на званый обед…
А в Елабуге –
лед на реке вспять.
Треск. Скрежет.
Вниз –
лед воду режет.
Вверх –
вода карабкается
на лед…
Но пуст вечер,
сух ветер.
В России поэт
роком мечен.
***
Уехать, уйти, затеряться…
Возможно ли это? Скажи…
Мне дальние странствия снятся,
пустынных дорог миражи,
терновник, иссохший от зноя,
пронизанный солнцем песок.
Мне снится дыханье живое
еще не родившихся строк.
Проходит минута, другая,
а кажется, целая жизнь.
И слово, строку заполняя,
как кровь по аорте бежит.
Музыкант
Он был в оркестре первой скрипкой
и выше радости не знал,
чем те мгновенья жизни зыбкой,
когда он Моцарта играл.
Играл… И сердце ликовало.
Он скрипку прижимал к плечу.
И звук взлетал под свод портала,
и публика рукоплескала
и Моцарту, и скрипачу.
***
А. С. Пушкину посвящается
Мир божественно прост и божественно сложен.
Снова Пушкина стих душу мне растревожил.
Он сегодня звучит откровеньем пророка,
возвращая нас к чистым, заветным истокам.
Слышу говор ручья, вижу горные кручи
и рисунок речных узловатых излучин,
зимний вечер, метель, придорожные вехи,
слышу голос в ночи: «Слава Богу, приехал!..».
Радость встречи, огонь, треск поленьев в камине,
скрип пера и стихи с посвященьем Алине,
и раздумья о счастье, покое и воле,
о народе российском, о собственной доле.
***
В суете я о главном порой забывала –
наши дни на земле сочтены.
Столько сил, столько слов понапрасну теряла
в состоянье бесславной войны.
Но когда прорастали горячие строки
и стихи, словно чудо, являлись на свет,
то казалось, Господь продлевает мне сроки,
чтоб в юдоли земной свой оставила след.
