Официальный сайт липецкой
писательницы

Cразу скажу: переволновалась настолько, что заболела. И чего волновалась?
Мне предложили выступить в тюрьме, и если бы это произошло сразу же, – все было бы прекрасно. Женщине не стоит много думать, иначе она может впасть в безумие. Что получилось? Мое выступление для заключенных откладывалось по уважительным, не зависящим от меня причинам: в актовом зале делали ремонт, и долго сохла краска, потом в тюрьме были многочисленные проверки из Москвы…

Выступление откладывалось, а страх нарастал…

Поверьте, это был настоящий страх: твердый и крепкий, он вцепился в меня, как липучая зараза. И чего я боялась – объяснить трудно.

Я не знала мир этих людей. Я не знала, что им интересно, а что нет. У меня – масса рассказов, два романа, тренинги и медитации  – но что, что выбрать? Голова моя гудела, я перебирала множество вариантов, и, в конце концов,  наступил момент –  мозг мой настолько притупился от перенапряжения, что я перестала понимать – самые обычные вещи.

-Тебе надо немедленно отключиться, – сказал мой муж. – Отдохни, подумай о чем-нибудь другом…

Легко сказать – отключись. Думать я перестала, но тогда кошмарные картины стали вставать передо мной во сне. То меня поднимали на свист и осмеяние, и я, сгорбившись, бежала вдоль колючей проволоки, заткнув уши, чтоб не слышать хохот и улюлюканье.

То – попала на вечернюю перекличку, и меня случайно поставили в строй – вместе с заключенными, и я там так и осталась. Просыпаясь, я первым делом хваталась за голову: не обрили ли…

Одним словом, какие только глупости не лезли в голову! Положение усугублялось многочисленными советами, поступавшими от родственников и друзей. Вот они:

-Тамара, ни в коем случае не вымахивайся – тебя возненавидят. Они – как дети, любят искренность и простоту. Оденься скромнее, никаких стразов и украшений.

-Говори только о своем творчестве, ничего личного.

-Не рассказывай, как ты на рынке воровала.

-Не учи их, как жить – их все, кто приезжает для выступлений, этому учат.

-Говори о Боге, все, кто поступает в тюрьму, становятся необыкновенно религиозными.

-Не рассказывай о том, что вы с мужем производите игрушки, тебе воспримут, как капиталиста – и возненавидят.

-Не  рассказывай того, чего не было. Заключенные  не любят, когда их обманывают и остро чувствуют ложь.

-Не рассказывай о любви – у них ее нет. О богатых тоже не говори, это – упаси боже.

-Говори о социальной несправедливости, о неравенстве.

В конце концов, я уже не понимала, о чем мне можно говорить. Все – было нельзя. Каждый мой рассказ – под увеличительным стеклом – оказывался опасным. Как же выступают другие писатели? Я набрала в Яндексе: «Выступления писателей в тюрьмах». Ничего нет. Писатели в тюрьму – вовсе не рвались. Один пришел, так его попросили сделать вечер вопросов – ответом, он обиделся и ушел. Везет, думаю, таким людям, как Владимир Высоцкий. Куда бы он ни приезжал – везде был свой, и песни у него такие – весь народ любил и любит…

И вот мне позвонил начальник тюрьмы и твердо объявил: «Завтра в два часа у ворот штаба. Жду».

Я надела скромное черное платье, слегка украшенное бисером, накрутила локоны и поехала. С собой взяла две сумки – в одной мои книги и диски, в другой  гипсовые ангелочки, которые производим мы с мужем. Приехала раньше положенного времени – с этого все и началось. Я обладаю такой способностью – вляпываться в разные истории.

Так вот, приехала я рано. У входа в штаб, меня, конечно, никто не встретил. Я спокойно вошла в огромное помещение и стала гулять по просторным коридорам. Открывала двери  кабинетов, и  видела активно работающих людей: девушки писали на компьютерах, составляли какие-то отчеты, меж ними ходили начальники и торопили их –  все, как  во всех обычных организациях. Тихо и спокойно гудела работа, ничего, кроме пятнистой одежды работников, не напоминало о том, что буквально в нескольких метрах находится тюрьма, огражденная колючей проволокой, где сидят рецидивисты.

Меня, наконец, заметил  кто-то из начальников и сказал, чтобы я потерпела минут пятнадцать: в штабе очередная проверка и когда она закончится – за мной придут и меня заберут. Я расслабилась. «За вами придут и вас заберут»- на любую женщину подействует умиротворяюще. Я брела себе по коридорам, будто в сновидении. В одной комнате было много девчонок, они сидели, уткнувшись в компьютеры. Увидев меня, одиноко стоящую в дверях, они хором спросили: «Страшно?»

-Страшно, страшно, страшно!- радостно закричала я. Наконец я нашла себе группу поддержки, эти девчонки знали, что я приехала выступать и понимали, что я чувствую. Не могла же я-  этим строгим и суровым начальникам- мужчинам рассказывать о том, как мне страшно.

– А зачем вы тогда приходили, уважаемая Тамара Александровна?- спросили бы они. И были бы правы. Зачем я пришла?

Меня неудержимо тянуло – выступить в тюрьме, а почему? – это была тайна, разгадать которую я была не в силах.

Мои мысли прервал голос:

-Проходите, проходите! Я напою вас прекрасным чаем!

И я «пошла по рукам». Что означают эти слова? Меня с удовольствием звали в различные кабинеты и предлагали: отведать чай, кофе, покушать, поговорить. И я, чтобы скоротать время, радостно шла, и пила чай и ела конфеты.  Так как в основном это были мужчины, то каждый считал своим долгом дать мне необходимые – для безопасного выступления инструкции:

-Не говорите ничего личного – только о творчестве.

-Не подавайте надежды на переписку – письма пишут всей бригадой в сто человек.

-Не открывайте, не распахивайте  свою душу(здесь, признаться я потребовала уточнений, так как долго не могла понять – что плохого в распахивании души)

Я бы, наверное, все это( про душу) обязательно бы узнала, но в дверях кабинета появился взволнованный и вспотевший офицер (я в званиях не разбираюсь), и закричал:

-Тамара Александровна! Боже мой! Наконец-то я вас нашел! Вас в зале уже сорок минут ждет тысяча человек! Ведь говорили, что начнут в два часа, в два –  и собрали народ!

Я ахнула. Сорок минут ждут! А я тут прохлаждаюсь по кабинетам! И как время пробежало?!

-Мне сказали, что меня заберут…- пролепетала я.- И я вовсе не предполагала…

-Так должны были забрать! – кричал офицер.- Но кому сказали вас забрать,- он ушел домой, и попросил это сделать другого. Тот тоже забыл, или не понял. А я отвечаю только за зал – и все там сидят.

Ломая каблуки, я мчалась с ним по ступенькам вниз, потом мы бежали через площадь – к железным воротам. В маленькой комнатке, куда мы влетели, меня проверили на наличие оружия ,любезно отобрали сумку и сотовый. Еще куда-то бежим по лестнице, потом – по длинному коридору. И вот я в огромном зале, на сцене.

Зал – как кинотеатр: большой экран, сцена и много людей, которые утомились от жары и долгого ожидания. Смотрят на меня исподлобья. Я пролепетала в микрофон извинения и весьма неуверенно начала свое выступление.

-Свет гаси!- вдруг закричал сопровождающий меня офицер, его звали Костей.- Пусть ее не будет видно, а только слышно!

На сцене еще стоял стол, на нем настольная лампа, она горела. Я покрутила, покрутила ее и тоже выключила. Пусть будет страшно и темно, как на войне.

Меня учили, что в тюрьме любят слушать – о социальном

неравенстве и несправедливости. Вот с этого я и начала.

И представьте себе – этот номер не прошел! Все несправедливости, о которых я таинственным голосом поведала, не тронули сердца заключенных, они возились и шептались. А что такое, когда шепчется тысяча человек! В зале стоял гул, словно повсюду летал огромный пчелиный рой. Надо было что-то срочно делать, а то сбудется мой самый страшный сон ( как я бежала вдоль колючей проволоки)

Я громким голосом попросила включить мой тренинг «Рождение на земле». Его включили, и в зале стало тихо. На экране загремела музыка, загрохотал мой голос, замелькали боги и ангелы. Я рухнула на стул, (до этого времени я стояла) и вытерла платком влажный лоб. Бог мой, что будет дальше! Тысяча глаз впилась в меня, буравила и вопрошала: чего пришла? Ради чего – мы столько времени тебя ожидали?

Тренинг закончился быстро, у меня было минут пять передышки. Я встала, поправила волосы (Господи, хорошо, что темно) и объяснила, – какие чувства хотела выразить этой видеозаписью. Когда Бог посылает своих сыновей (нас с вами) на землю, он объясняет, что Земля – не мамка родная, там их встретят не с блинами и пирогами, и надо уметь – все  претерпеть, все выдержать, ничего не бояться и никому не верить – кроме голоса своего сердца.

Но мы, попадая на Землю, все это забываем, и попадаем- в самую бездну отчаяния…

Внимание было захвачено. На меня удивленно смотрели усталые старики, молодые парни, мужчины средних лет, и глаза у всех были разные: грустные, любопытные, серьезные, веселые, сердитые,- люди, как люди. Только одежда другая.

Я расхрабрилась и стала рассказывать то, что рассказывать мне было –  не  велено: как я на рынке воровала. На Костю, что меня охранял и других работников тюрьмы (что толпились в дверях) я смотреть боялась. «Больше никогда меня не пригласят,- думаю.- Вот, скажут, пришла ворища – то,  и учит – как надо воровать. А то у нас своих мало». И действительно, я так деловито рассказывала со сцены, как надо воровать,- чтобы  не поймали, и как я это делала, и как, в конце концов, остановилась и перестала воровать.

Тишина. Сидят, открыв рот. Потом – шквал аплодисментов! Ну, думаю, пусть такой ценой, но заработала внимание. А теперь можно рассказывать все, что захочу.

И действительно, как меня слушали! Оказалось, это были  самые благодарные слушатели! Включали мои тренинги, и они уже шли один за другим: «Разговор со священником», «Благодарность», «Прощение».

Все было отлично! Я до того расслабилась, что уже – громко просила воды – когда охрипла и захотела пить, строго прикрикнула, когда мне показалось, что кто-то еле слышно хохотнут.

И тут началось…Люди тихонько, один за другим – стали из зала исчезать. Воровато, пригнувшись, они шмыгали в дверь, которая была наверху. Шмыгали и шмыгали – уже пол зала осталось. Я хотела сказать Косте, чтобы он заставил людей сидеть. Потом подумала – насильно людей не удержать, даже заключенных.

 Вот он, мой грандиозный провал! Вот, вот она, Тамара Александровна! – хвостом повиляла, наболтала, наплела, наврала, и всех так уморила, – у заключенных уши завяли. Завтра во всех липецких газетах напишут, что с творческого вечера Алексеевой Тамары – сбежали все арестанты.

Иногда наступает такое состояние (оно наступает, когда терять уже нечего), когда уже все равно. Я потерпела поражение – и что мне еще сохранять? Остатки гордости? Делать вид, что все нормально? Да провались все пропадом! И я громко и с достоинством (голос, правда, дрожал от обиды) спросила в микрофон:

-В чем дело? Почему люди уходят?

Я хотела, чтобы мой провал был озвучен. Чтобы я больше ни строила никаких иллюзий. И тогда я скажу всем…правда, что я в таком случае скажу со сцены, в полупустой зал – я не придумала. И сейчас, дома сижу, эти строки пишу и думаю –  что в таком случае можно сказать? Все слова – будут смешными и нелепыми…

На сцену поднялся Костя и звонко зашептал мне в самое ухо: «Тамара Александровна, у вас самый настоящий успех! Сейчас вечернее построение, перекличка – и все должны быть во дворе. Отсутствие на построении – это серьезное нарушение, вы, наверное, такое  в кино смотрели. А люди сидят, смотрите – пол зала не ушло».

Потом, видя, что мое лицо затемнено обидой и обида не растворяется, ( я продолжаю злобно и недоверчиво смотреть на него), -он взял меня за руку и подвел к окну. Я взглянула вниз: там выстроились в линейку заключенные, а офицер между ними ходит и  что-то кричит – это было не слышно, но видно по его рту.

Я облегченно вздохнула.

-А игрушки-то, господи!- вдруг вспомнила я. – Ведь я принесла игрушки – ангелы, которые с такой любовью расписали у нас на фабрике «Липецкие сувениры». Все, кто остался, получили сувениры. А как трепетно принимали книги с моим автографом!- я пожалела, что не взяла больше.

-Такое необычное и свежее выступление, у нас такого еще никогда не было,- рассказывал мне Костя, когда мы выходили из зала.- Обычно все учат, как надо жить и чего не надо делать. А вы, вы…у меня просто слов нет.

То же самое он сказал начальнику тюрьмы, когда мы зашли к нему в кабинет.

-Хорошо,- сказал тот. – Будете у нас выступать. У женщин, в «двойке» (так называется тюрьма) – раз. Потом, перед наркоманами – два. Что вы там говорили, что написали роман – про «Игровую зависимость»? Прекрасно. Игроков у нас хватает. Сделаем вам узкие аудитории. Последняя  – это люди, сбившие пешеходов.

Я вышла за ворота. За мной защелкнулись замки. Я вдохнула воздух. Здорово! А может, я действительно, нашла своего слушателя? Ведь я пишу – о спасении души, о том, откуда черпать силы, когда упал и не можешь встать. Мы, живущие на воле – этого ( про душу) не ценим. Пока все хорошо, пока не случается беда – это никому  неинтересно…

Я благодарю – всех заключенных, которые меня так трепетно слушали. Благодарю старика, который поцеловал мне руку…

 

Вы можете перейти в конец и оставить комментарий. Уведомления сейчас отключены.