Здравствуй, мама. У меня даже нет своего имени. Я – твой не рожденный сын. На Земле наступила осень, и птицы собираются в дальний путь, их подгоняют утренние заморозки. В моем мире все похоже…
Слышишь, мама? Твои женские часы пробили полночь. Ты еще по-прежнему хороша, но это не то – это возможность стать матерью невозвратно закрылась для тебя, как на ночь задувают свечи и наглухо захлопывают окна…
Наступил и мой срок покинуть Землю. Само Время нажало на кнопку пульта: время, отпущенное на рождение ребенка, истекло, и я должен уйти.
Теснясь в небесах, мы уходим назад, к своей полноте, не родившиеся дети, и крылья бьют по прозрачным стопам и лодыжкам.
И я оборачиваюсь в последний раз, мама, чтобы вдохнуть твой запах – травы и молока, и увидеть твое спящее лицо. Я не потревожу твой сон, замерев на несколько мгновений, я лишь поцелую твои теплые ладони, как саму Нежность, так мягко задрожит только воздух вблизи звезд…
Как же я страстно желаю – только сегодня, на одну секунду, пусть это будет миг – подать тебе незаметный от Творца знак – вопреки всем законам жизни и смерти, вопреки вероятности повреждения самого Мироздания – что я был, всегда был рядом с тобой, мама.
Это такое желание! оно полней всех морей на земле, громче звона всех колоколов!
И если бы существовала такая возможность – променять у Всевышнего все будущие жизни за одну лишь возможность проститься, как это могут лишь живые – ни секунду не раздумывая, я все их бросил бы к твоим ногам – тысячи своих воплощений.
Пока ты спишь, я буду шептать тебе эти слова – пусть ты увидишь их во сне, как видят медленно летящие письма.
Я носил эту любовь к тебе еще до жизни, носил и молился – чтобы меня не коснулась крылом обида-тогда прорваться в твой мир, и уберечь тебя было бы невозможно. Как Венера родилась из моря, так и я должен был выйти на берег Земли с корабля твоей горделивой и незаурядной души. Я искал тебя тысячи лет, мама, и как ключ подходит к замку, так удивительно совпали – твоя и моя: невообразимая, со всего света собранная команда ума; тонкослойный и яркий, рдеющий как пламя, рисунок чувств; все – словно вырезанные вручную, без предварительного расчета, движения и поступки.
Совпадение даже тайных и глубинных спиралей волны за кормой, куда не заглядывают самые резвые рыбы…
Я больше не найду тебя, мама. Ни в ком…
Я должен был родиться у тебя. Только тогда повернулся бы ключ и раздался щелчок, и в распахнутую дверь вышел я- с кисточкой в руках, в зеленом бархатном костюме ( я видел это так отчетливо, как сейчас вижу твое освещенное луной лицо и рассыпанные по подушке волосы).
Мое предназначение на Земле было – стать художником. Я видел свои будущие картины, словно ходил по галерее с мраморными колоннами, из зала в зал, от одной картины к другой. Я знал наизусть эти свежие, еще не высохшие холсты, гордо трогал их, как своих новорожденных детей, еще в слизи и крови матери.
Несколько раз я был почти у цели, ты так часто и пылко влюблялась, самая прекрасная из всех женщин, тонконогая и золотоволосая, редкий мужчина мог устоять против тебя. Ты теряла осторожность и забывала обо всем на свете, сердце мое ликовало и сжималось от страха – неужели наступил мой миг? но в последний момент ты не решалась расстаться с таким трудом налаженной жизнью, со своей свободой. Я проникал в твои сны, как просачивается дождь в землю. Я стучал в твою душу, как путник, замерзший под ливнем, стучит в высокую, закрытую на все замки дверь,- с каждым годом все настойчивей, все громче.
И разве я в силах судить тебя, твой сын, не раскрывший глаза в этот мир, как не раскрываются поутру бутоны цветов…Разве я вправе судить тебя?
Ведь даже в своей вечности я более человек, чем ты – сама непредсказуемая природа! Разве может ураган загасить свою силу? остановят ли себя огромные волны? схоронится ли за берегом ледоход?
Лишь мимоходом, случайно, роняли твои глаза печаль по мне, не рожденному сыну,- так осыпается с листьев утренняя роса, и как чуткий нищий, я собирал эти крохи и торопливо впитывал в себя, пламенея от них, как от крови. Я так старался делать все, чтоб угодить тебе, мама….
Сначала ты считала себя слишком молодой, чтобы родить ребенка, и я терпеливо ждал, вдыхая яблочный аромат твоей зреющей груди, я дремал на волнах твоей расцветающей женственности, как качается на водной глади лотос. Потом ты говорила, что главное – сделать карьеру и твердо встать на ноги.
Я понимал тебя. Словно травинка из сухой земли, поддерживаемая лишь слабыми каплями воды, ты поднималась из сумрачной нищеты своего детства и расправляла руки,- так бабочка, хлопая крыльями, готовится к полету. И ты летела в этот мир, прижимая к груди свои мечты о богатстве, будто полные виноградные гроздья, там не оставалось места для меня. И я помогал собирать тебе эти золотые монеты, для меня сущие пустяки – видеть их сквозь землю и камни. Я угадывал людей, которые могли их тебе дать, и вел тебя к ним немыслимыми путями – для тебя, такими простыми и ясными – для меня.
Затем ты прикинула, что хотела бы повидать весь свет и наконец, пожить для себя. Как ребенок, ты наслаждалась новыми и новыми игрушками и никак не могла ими насытиться. Окруженной блеском всего мира, тебе казалось, что твои ладони наполовину пусты. И как я мог – заполнить эту пустоту?
Как собака, я гнал прочь от тебя тени любых печалей, днем и ночью я так сторожил тебя, мама, что ты была недоступна любому злу и нападению. Что еще я мог сделать для тебя, такой хрупкой, такой необузданной?
Страстная и пылкая, ты отдавалась своим чувствам, и они уносили тебя, как лодку в открытое море.
Помнишь, поссорившись с очередным возлюбленным, ты бежала ночью по городу, не замечая дороги – по самым мрачным его закоулкам, бежала туда, где царила одна тьма! Замирая от ужаса, я летел за тобой, закрывая со всех сторон крыльями. И даже мой нечеловеческий, беззвучный крик, устрашал дурных людей, выползающих из мрачных щелей, и они цепенели и застывали, глядя тебе вслед, как камни.
И ты даже не увидела эту собаку, что безмолвно и быстро, не касаясь земли, как демон, неслась за тобой. Блестели зубы ее, подсвеченные смертью, с каждым прыжком она была все ближе и ближе, в темноте мерцали ее глаза – она была само безумие. Я еле успел, перехватив ее в прыжке, вырвать ей горло, как рвут ураганы из земли деревья. Наполненная своим горем и своей любовью, ты шла, не оборачиваясь, ведь я придержал ее рухнувшее на землю тело и сжал пасть, чтобы не испугать тебя шумом.
Знаешь, я сожму нежность к тебе в такую малую крупицу, что пронесу ее мимо всех миров, сквозь все воплощения. Забыв твое лицо и имя твое, она будет жить вопреки всему, в самых светлых и священных моих снах.
Я больше не найду тебя ни в ком, мама. Слышишь? Твои часы пробили полночь. Мне пора. Мы всегда уходим в грозу, сиротея с каждой секундой, чтоб за раскатами грома не было слышно, как мы рассыпаемся в плач – огромный и великий, как взрывают реки свои льды к небу. С ливнем мы всегда возвращаемся, безымянные и нерожденные…
20.08.2012 год
Как рассказ, берущий за душу, но все же отвлеченный – да! Как руководство к действию – скорее нет. Родиться нежеланным хуже, чем остаться чьей-то мечтой.
Зацепило и здорово проняло. Как еловой веткой по-живому. Несколько минут сидел опустошённый…Трудно это все, но гипотетические страдания нерожденных детей, идут-ли в сравнение с изломанными судьбами рожденных ни к месту, не вовремя, от кого попало – ненужных родителям и, словно проклятых свыше..?
Может лучше так, чем по тюрьмам-подворотням. В моей никчемной жизни частенько встречались особи, какие лучше бы и вовсе не рождались. Всем было бы лучше…
Вопрос, конечно, деликатный. Но насколько я поняла, у автора есть дочь и сын. В смысле, у самой Тамары Алексеевой. Значит, воплощение произошло? Или это не касается личного?
Читая рассказ, слезы сам по себе капали на стол. Получился очень эмоциональный рассказ. По названию рассказа, я предположила, что рассказ будут о сделанном аборте,но все оказалось иначе. Главная мысль этого рассказа о том, что рожать нужно не взирая на жизненные проблемы, иначе потом уже будет поздно…
В рассказе – не вымысел, не мистика, – а отражение реально существующих, происходящих вещей.
Уже многие годы я чувствую ожидания так и не рождённого сына, о дóлжном рождении которого нам с супругой говорили в один голос практически все видящие люди, к которым мы обращались по другим вопросам. А ещё до рождения дочери я так явственно чувствовал её присутствие, что даже мысленно, но абсолютно осознанно общался с ней, узнал от неё её имя там, и услышал просьбу назвать здесь так же.
Я, конечно, не претендую на роль литературоведа, но на мой взгляд, этот рассказ – не фантастика, не мистика, и не просто лирика.., а действительно некий прорыв к чему-то отличному от уже привычного, отражение нового подхода, нового стиля, обращённого к читателю, – стиля, который давным-давно напрашивается на свет божий, дабы открыть людям глаза и отрезвить головы.
И, уж к слову, о не рождённых детях… Обидно, конечно, не осуществить, похерить уготованное… Но и душу рвать я не стал бы, ибо родственные души всегда на связи, и не затеряются в бесконечных просторах вселенной: будут новые воплощения – будут новые возможности.
Боюсь даже каким-то неловким словом нарушить эту нежность и гармонию рассказа… Понравился – это не то слово… Он раскрыл всю нашу внутреннюю сущность, женскую. Никогда раньше не задумывалась, что дети выбирают себе мам.
Потрясающий рассказ! Очень эмоциональный и проникновенный. Затрагивает самые тонкие струны женской души. Но вот только мне не понравилось окончание произведения. Слишком пессимистическое. Возможно, у этого малыша все же есть шанс на земное воплощение?..
Да, поцеловать ладони своей же убийцы – это очень сильно. Это не может оставить равнодушным. А это из Библии: “Не суди, и не судим будешь” – откуда такое потрясающее знание жизни, такое всепрощение, благородство души?
А ведь таких женщин очень много сейчас… Представляю, как тяжело некоторым из них читать этот рассказ, и впервые понимать, что и их полночь уже наступила
Удивительно эмоциональная вещь. Затронуло что-то внутри. Хотя у меня и не женская сущность. Теперь понятны ваши муки перед написанием. Это были в буквальном си смысле “творческие роды”. А их без мук не бывает.
Успехов!