-Она умрет?- спросила меня медсестра Верочка.
-Умрет, – ответил я с нескрываемой злостью. И куда сует свой длинный нос? Ей-то что? Она видела больную всего мельком. Капельницу ей ставит Татьяна Сергеевна, старшая медсестра. Так я распорядился. Шансов никаких. Все слишком запушено…
Меня все сегодня раздражало. Верочка со своим круглым глупым лицом, вся раскрашенная голубым и розовым. Заторможенная Татьяна Сергеевна со старыми пятнистыми руками. Белый потолок, стены , шприцы, скальпели-все железяки, гремевшие в железных коробках. И больше всего я ненавидел эту умирающую девушку в своем отделении…
С первой минуты она вызвала у меня странные, противоречивые чувства – желание ударить это наивное детское личико и одновременно прижать к себе. Я – хирург онколог и никогда подобные чувства не посещали меня за восемь лет работы в клинике. Я видел много смертей и диагноз: рак матки у 26-летней девушки меня не удивил. Сейчас много умирает молодых. Мы все когда-нибудь умрем.
Операция была бесполезной, равно, как и химиотерапия. Но я не выписал ее домой. Я зачем-то оставил ее у себя в отделении. Мне хотелось, чтобы она жила – это было нелепой мыслью – но мне упорно казалось, что именно здесь, рядом со мной, у нее есть шанс на спасение. Я не верю в мистику и чудеса исцеления. Они встречаются так редко, что мы, врачи, склоны приписывать их лишь к ошибке в постановке диагноза. Но впервые внутренний голос шепнул , прошелестел мне , как ветер листвой деревьев – ты, ты, спасешь, пасешь, сешь…ее, ее,е-о-о…
Я знаю, что подсознание играет с нами злые шутки. Мы сами подчас не понимаем мотивы наших поступков. Я готов был предположить все, что угодно – моя пациентка была красива. Это была имена «моя красота»- чистейшей воды наивность и беспомощность всего ее существа. Такое невозможно сыграть, и встречается оно довольно редко. Я только раз в жизни видел девушку, удивительно похожую на нее…
Мы с приятелем зашли в ресторан выпить по бокалу вина. У меня была долгая операция, голова была тяжелая, и почему-то водка с некоторых пор стала вызывать отвращение. Как же мы были приятно удивлены, – хозяин ресторана приготовил в этот день сюрприз-выступление стриптизерши. И сонный до этого зал, с пьющими одинокими женщинами , кучками невесело жующих мужиков- странным образом оживился. Стриптиз тогда был в диковинку. Оглушительная музыка рухнула на нас внезапно, это были рваные резкие звуки, наполовину напоминающие барабанную дробь. На середину небольшой сцены впорхнула маленькая изящная девушка в крошечных белых трусиках. Грудь прикрывали два легких кружка, будто из пуха, между собой они были скреплены серебристой цепочкой. Изящней и стройней тела я никогда не видел. Несмотря на юный возраст, танцевала она вполне профессионально, весь зал замер и сидел, затаив дыхание. Весь ее сценический инструмент составлял обычный стул – и что только она с ним не выделывала! Стройные белые ножки взлетали ввысь, боже- как же она была прелестна- я не отводил взгляда от безупречной линии спины, бедер… Когда слетел последний лебяжий клочок-все ахнули! Сколько же усилий должны были приложить на небесах ангелы, чтобы сотворить такое совершенство! И казалось – что за диво?- такие маленькие формы, но такие законченные в своей мягкой округлости, идеальной пропорциональности, детской прелести и порочной наивности! Мое сердце жаждало и одновременно боялось, чтобы она оступилась, как-то неуловимо проявила свою вероятную греховность – грубым ли движением, выражением лица…Но это было почти что чудо – сидя на стуле ,высоко подняв ножки, она прямо перед моими глазами резко и изящно распахивала их в стороны, будто крылья бабочки- раз, два, три…Сердце мое гулко билось, лоб покрылся испариной- как прекрасен был этот нежно-кремовый стыдный бутон с легким пушком, взмах ее длинных ресниц, маленький полуоткрытый рот, будто говорящий:» да, я знаю, что прелестна, но что с того, что же мне делать?- мне нужно танцевать и я танцую перед вами голой»…
Она выворачивалась жемчужной змейкой, проскальзывая сквозь отверстие в спинке стула, каждый миг мне были открыты все части ее хрупкого тельца, были отчетливо видны даже две крошечные родинки на прекрасно вылепленных ягодицах- сколько же чувств вызывала эта юная прелестница-страсть, восхищение, желание защитить, подавить , закрыть от всех, забрать себе…И не было конца этому волшебному видению, и тысячи бесстыдных движений не могли насытить мои глаза! Она была как образ другого мира, или далекого детства, где среди благоухающих роз летали эльфы в прозрачных и розовых платьицах…
Я смотрел в окно, как она уезжала. Она уже казалась высокой и почти взрослой – в белой песцовой шубе, с двумя охранниками. Последней в дорогой машине мелькнула ее точеная ножка, плотно обтянутая блестящей черной кожей…
Осматривая Олю ,мою пациентку, прощупывая все косточки и впадины ее хрупкого тела, я подивился схожести с давно забытым образом стриптизерши – даже по возрасту это могла быть она. Забывшись, где я нахожусь и кем являюсь, я заставил ее перевернуться на живот, под видом осмотра я жадно скользил рукой по шелковистому бархату прекрасной по цвету кожи, стараясь разглядеть родинки…Оле было , вероятно, неловко и стыдно, но она молча терпела…
И что она мне? Жить ей осталось от силы три месяца. Я сидел ночью в ординаторской и сон не шел ко мне. Как я мог ей помочь-это было безумием… «Ты знаешь»-шептал мне вкрадчивый голос,-«иди к ней, иди».Может, я действительно, могу что-то сделать для нее? Но что? Я читал много книг об этой болезни, и где-то мелькало, что это – невыраженная агрессия, невыплеснутый гнев – но я в это не верил .Я был обычным хирургом, отсекающим из организма ненужную плоть.
Я повел себя довольно странно для спокойного и даже флегматичного человека, которым я до этого случая являлся – не выписывал Олю, не говорил ей диагноз, не вызывал родных. Я отправил домой из ее палаты двух женщин, которых вполне можно было подержать в больнице неделю-другую . Я стал вспыльчив , раздражителен, плохо спал. Несколько раз я несправедливо отчитал больных, – я терял душевный покой и равновесие. Я кричал на Верочку из-за какой-то мелочи и голос мой срывался до неприятного, отвратительного мне самому визга, через минуту я уже раскаивался о содеянном, но отныне ничто не могло меня спасти – я на глазах превращался в ослепшего от бешенства , разъяренного быка. При одном воспоминании о гибком и точеном теле- у меня зудели и чесались, будто покрываясь жесткой шерстью ладони, набухали от яростного прилива крови вены, страшным кровавым светом загорались глаза – будто в них плеснули алым огнем. Я мерещился себе отсеченным и кровоточащим клубком нервов, дергающимся в конвульсиях и оставляющим кровавый след – я сам себя боялся. И страшился , что в один из таких приступов кто-то попадется мне под руку -я представлял свои заросшие рыжей щетиной руки с черными когтями- на длинном и белом горле..
Обострились и разом обрушились все чувства – во время операции я стал задыхаться от теплого и соленого запаха крови, которая сочилась повсюду: из-под зловеще сверкающего скальпеля , ею была забрызгана белоснежная маска моего ассистента, марля в тазике, резиновые перчатки- ею истекало мое сердце…
Все , что было во мне святого- моя любовь к сестре, матери, мое детство, наполненные серебряным светом и нежностью, золотыми сказками и мечтой -невозвратно растаяло, как пара снежинок, влетевших в раскаленную магму…
И если эта страсть так долго оставалась в ядре моего существа- то что же заставило ее вырваться на свободу?
Совершая ежедневный осмотр, я волей неволей прикасался к ней, мои горящие пальца задевали ее бледные соски – когда я прослушивал биение ее сердца, и были выпущены на вольную волю, когда я ощупывал ее живот, низ живота, где притаилась пожирающая ее жизнь опухоль. Разум мой совершенно мутился, когда почти с высокомерным и холодным выражением лица , я поддевал воспаленными пальцами тугую резинку ее белых трусиков, касаясь мягких и густых волос темного мыска. Бедра ее сжимались и трепетали от моего волевого и дерзкого вторжения, она закрывала тонкими руками свою обнаженную грудь…
Я проходил мимо ее палаты в два часа ночи, убедив свой разум, что мне необходимо размять свои мышцы. Дверь была полуоткрыта, непреодолимая сила влекла меня туда. Оля не спала, или была в полудреме, при виде меня она встрепенулась, как птица.
-Не спится?- спросил я хриплым срывающимся на шепот голосом. Она кивнула скорее испуганно, чем утвердительно.
-Сейчас поставлю капельницу, и ты сразу заснешь,- сердце мое бухало в ночи как колокол какой-то страшной нечеловеческой церкви. Она безответно вздохнула, медленно натягивая одеяло почти до самых губ…
Ледяными пальцами я ловил ускользающую голубую жилку -и не помнил, как и куда отослал дежурную медсестру. Вероятно, я крался бесшумно, как зверь с этой неуклюжей железной палкой, банкой снотворного…
Я жадно следил, как в сумрачные дали уходила ее душа, и опасался – надежен ли мой капкан. Стихало ее дыхание, слегка приоткрылись нежные губы- она еле слышно вздохнула… Весь дрожа от нетерпения, не вытирая со лба градом катившегося пота, дьявольским усилием воли сдерживая себя, я сдернул с нее простыню…
Презренным влажным червем я проскользнул в свою нору, страха во мне не было. Небеса предо мной навсегда захлопнулись, последняя надежда моя дымилась черными углями – страсть моя вовсе не уменьшилась, я был весь в ее печи огненной. Я больше не искал спасения, разве не был я львом, алчущим добычи своей? И только одно заботило мой одичалый разум – как бы скорее припасть к грудям ее…
Я стал хитрым и осторожным. Вся моя жизнь сузилась до сумрака сонного коридора, где неслышно пробиралась одинокая фигура, которую я видел со всех сторон. Плоть моя будто иссохла, превратившись в тугую струю ненасытного пламени, язык прилипал к гортани моей , она была моя, моя, моя…
Я поработил ее, я приручил ее покоряться моей необузданной страсти, закусив запекшие губы, она содрогалась подо мной, как птица с перебитыми крыльями. Ее широко раскрытые глаза сверкали ужасом, казалось – они без конца извергали черные искры одного ужаса, затопляющего всю комнату… Дыхания ее не было слышно, она была порой, как мертвая. Пораженный страхом, я иногда видел ее залитое слезами лицо, искаженное смертною мукой. Но сострадание не успевало достичь моего сердца, едва я бросал взгляд на ее укромное гнездо влажных волос, покорные колени, длинную голубиную шею – я сходил с ума… Все во мне содрогалось в диких конвульсиях от пронзительной телесной радости! Я не мог оторваться от нее до самого рассвета, пока первые лучи солнца не просили за нее освобождения. И, как отверженный пес, я лакал ледяную воду, которая не гасила моего гнусного вожделения…
Страницы: 1 2
Мне очень приятно осознавать, что врач, который считал себя хозяином пациентки, ее фараоном, в то же время стал ее рабом. А ее ненависть как-то сразу переросла в желание быть вместе. Наверное, это эфиры смертоносной болезни действовали на нее, а значит, и на него.
Да, довольно трогательная история описана в данном рассказе. Насколько же эта ужасная болезнь, беспощадна ко всем. Вот и тут молодая, красивая девушка больна раком. Благо, что она попала, так сказать, “под крылышко” именно к этому доктору. Он не только исцелил ее от болезни, но и помог ей понять, что она ему нужна. Безумно приятно, что все вот так хорошо закончилось. Тамара, благодарим за нежную, трепетную историю!
Meliska, между прочим, очень многие сказки изначально не имели счастливого конца, это ближе к нашему времени из-за требований читателей появились стандартные “и жили долго и счастливо”…
В жизни всегда хочется верить в сказку. Но чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь, что ее нет. Этот захватывающий рассказ лишний раз подтвердил эту истину. Самое невероятное, что такая близость могла облегчить боль, умерить страдания, дать надежду.
Согласен, связь между эмоциями и физическим состоянием больного есть. Но уж больно тонка грань. И один неверный шаг приведет к тому, что эмоции будут не врачевать, а калечить.
Axel: 25.01.2012 в 20:24 я лично не восприняла практику, описанную здесь, буквально. Это художественное произведение 🙂
А насчет того, что эмоции оказывают воздействие на физическое состояние человека, слышала неоднократно от тех же врачей. К сожалению, официальная медицина пока не дает ответов на многие вопросы и лечит, в основном, последствия, а не причины заболеваний.
Если бы я мог ее спросить. Не зря ведь так назван рассказ. Это еще и еще раз – почва для размышления. Спросить – о чем? Спросить – любит ли она его? Пусть это не покажется странным. Опухоль они победили. А вы знаете, что у проституток не бывает раков матки всяких.
Не находите, что такая лечебная практика немного странновата? Довольно близко общаюсь с врачами, но о том, чтобы специально вызывать у больного агрессию еще не слышал. Уж не придумка ли все это?
Врач все делал правильно. Он хотел вызвать в ней агрессию и дать возможность ее выплеснуть. Нелепая концовка, что отказали почки… Как-то не вяжется.
очень необычный рассказ, ситуация вроде бы не такая уж и редкая (не вдаваясь в моральные аспекты), но как описана! Это безумие, страсть переплетенные с близостью смерти захватывают и не отпускают до самого конца, оторваться невозможно. Спасибо автору)