Бабка Юля не верила своему счастью. Бог услышал ее многолетние молитвы и в обычный июньский день даровал ей прозрение. С этого дня начнется ее великая судьба, о которой она так мечтала.
Перед ней сидели старый небритый поэт с длинным хвостом, в коротких шортах ,и слабенькая девочка с нежным лицом ,в синих клетчатых штанишках. Они пришли узнать , надо ли им венчаться, и бабка вдруг ясно и отчетливо увидела весь скрытный лабиринт их будущей жизни. Случилось это внезапно, как с неба обрушивается ливень – она уже нашептала над трехлитровой банкой с водой, пахнущей хлоркой, плотно закрыла ее пластмассовой крышкой и уже терпеливо рассказывала привычный, изо дня в день повторяющийся наказ: « Воду пить и обливаться три раза в день, перед этим непременно сказать «Во имя Отца и Сына и Святого духа – во веки веков- аминь».
Вдруг что-то больно и настойчиво ткнуло ее прямо в сердце – бабка растеряно оглянулась по сторонам. На огороде что – ли переработала, подумала она, и потерла рукой левую грудь-боль не уходила. И вдруг она угадала , узрела источник своей боли и ужаснулась- судьба посторонней девочки обожгла ее небывалым страданием…Против воли своей она буквально рухнула в ее сердце, как в колодец, наполненный кровью ,и захлебнулась чужой бедой. И надо было поскорее выбираться, спасаться самой, но бабка Юля еще не знала – как. В алом колодце будто били огромные колокола, да так, что закладывало уши. Она ухватилась за скользкую стену, да что толку! Она налегла всем телом – пространство растянулось, как резиновое, и бабка Юля уже кувырком вломилась в чью-то избу, богато убранную. Надо было быстрее прибраться, не то придет хозяин и мало не покажется. Заснула она в саду, или на солнце, поди, разморилась? Она быстро подоткнула подол, засучила рукава и день завертелся как обычно: полы выскоблить, убрать, перемыть , перестирать, наготовить .Хозяин пришел как обычно- после вечерней службы ,это был дородный мужчина с красными полными щеками и румяным ртом. Он шумно вошел, перекрестился на иконы, и не взглянув на новую работницу, пошел умываться. Она подала чистое полотенце, он промокнул руки и бегло оглядел ее крупными серыми глазами. Она потупилась, сквозь прищуренные глаза смотрела она на край черного поповского платья, пахнувшего церковью. Позарез нужна была корова, семья большая, мал мала меньше, отец умер на пасху, а мать продала ее на год в работницы одинокому попу.
Он ел много, вкусно и громко-с большим удовольствием сопел и постанывал, прихлебывая из глиняного кувшина красное вино, отламывая куски маслянистого желтого сыра, хрустел огурцами, слизывал с блюдца белую сметану, ковырял толстыми пальцами рыхлые блины. С таким же аппетитом он разделался с ней в своей широкой опочивальне: аккуратно раздел и прощупал все косточки и впадины, попробовал на зубок намечавшиеся соски, облизал подростковую грудь, до боли сжал ягодицы. А потом она от страха мало что соображала, поп снова сопел и постанывал, перекладывая ее, легко переламывая, как жареную курицу, с боку на бок, и задом наперед. Ночью он несколько раз прикладывался к ней, обхватив груди огромными ладонями и больно тыркая сзади – он был крупен всеми частями своего бычьего тела.
Бабка Юля едва очнулась, вся комната плыла и качалась пред ней, кувыркались иконы, трехлитровая банка, добротный диван, дорогая люстра, немолодой поэт с длинным хвостом, молодая невеста в клетчатых штанишках…
Бабка Юля по природе своей была авантюристкой, и это качество раскрыла почти поневоле. Сосед Колька, безбожник и пьяница, в минуту неземной благодарности за слезно вымоленный трояк, пустил по селу небывалый слух, вот, мол,- ей-богу ,бабка Юля ночью летала на метле, но она ведьма доброй породы , и когда приходит в гости, начинают оглашено нестись куры. Пьянице никто не поверил, но слух остался в виде какого-то неясного знака над бабкиным домом, со временем он бы растворился, но случай пошел навстречу и подкрепил новорожденную сплетню. Через три дома от бабки Юли телилась корова и телилась тяжело, бабка проходила мимо да ненароком и помогла, оно, возможно и час подошел, но все сошлось необычайно, да в бабкину пользу. А дальше пошло- поехало. Особливо бабка-то на земле не грешила, а потому ангелы решили возместить ей на старости лет вдовью долю и отсутствие детей. Народ повалил хоть и не валом и не сразу- но ровно столько, чтоб обеспечить бабке Юле жизнь, полную достатка и уважения. Приезжего люда она приучила вести себя, как подобает, чтобы соседям не доставлять неудобства, перед домом постепенно возвела две добротные беседки. Стала важной, поправилась, дом наполнила цветными коврами и иконами. Телевизор купила, да что еще пожилому человеку для счастья надобно? Сытно пила и кушала, по утрам пристрастилась к кофейку со сливками, варенья из полевой клубники больше не закрывала, полюбила конфеты в хрустящих обертках. Разве узнала когда-либо на свою крошечную пенсию, что бывает такая небывалая вкуснота – одна сливочная помадка чего стоила, а пахучий и липкий чернослив в шоколаде, а ореховые батончики? Она долго растягивала удовольствие – клала сладкую мякоть на язык и гоняла во рту, и ворочала языком и посасывала, и постанывала душой и телом. По вечерам сидела на крыльце, глядела на белые березы. Атласные, прохладные стволы, а по ним, движимые ветром, медленно скользят хрупкие зеленые ветви с резными листьями: взад, вперед, вверх, вниз. Светлые лучи солнца сменяются мрачными тучами, а то и капли дождя начнут падать на землю…
Иногда приезжали в гости бывшие клиенты, привозили гостинцев, она была рада, хлопотала – а потом забывала их. Вроде как у нее появилось много родни, но дальней. Ложилась на пуховую перину, покрытую дареным льняным бельем, с золотыми петухами, шептала молитву благодарения и сладко, без сновидений засыпала.
Вот повезло ей на закате дней, прости господи грехи ее! Проснувшись, шла к иконе, и лукавила – просила за сытую жизнь прощение. А грехов-то, почитай было, и не было. Ну – пошепчет на воду святые молитвы, намекнет на удачную судьбу, одобрит ласковым словом, глядь – человек со своими проблемами и сам справится. Многого ли надо, люди по природе своей мнительны, верят в порчи и сглазы, скажешь, что все снялось, как и не было, страхи уйдут- оно и так и пойдет все к лучшему. Сколько детей родилось от бабкиной воды! Оно ведь и у животных не все так просто складывается – принюхиваются и приглядываются к друг другу, потом нора должна быть безопасной и удобной , обилие пищи -а потом уж и потомство, а это-люди. Организация-то куда сложней. Вот, думают, если свадьба сыграна и медовый месяц удался – дети должны, как грузди в корзинку повалить. А женщина – она в самой глубине души, куда сама с фонарями не дойдет ,пока организму не пошлет тайный знак- будто белым платком махнет- ничего и никогда не завяжется. Печать в паспорте и венчание в церкви никогда не вызовут в животной области организма, отвечающей за процесс размножения ,тот самый лучший и нужный момент, ту тайную печать со словом «согласна». Душа – ох, до чего же трудно в простых вещах разобраться. Любят одного, а выходят за другого, приезжают лечиться от бесплодия, а в глубине души мечтают о чем угодно -только не о детях. Вот и начинают выдумывать порчи неведомые, якобы на свадьбе завистниками наведенными. Люди в большинстве своем живут как слепые- до конца жизни так и не догадываются о том, чего хотят на самом деле и кого любят. От чего их лечить? Бабки как таковые видящие давным- давно на свете повывелись, а бог их знает, почему – будто мор какой напал. Бабке Юле оно и на руку- да на кой ей конкуренты. Слыхала она о бабке Таисии, что жила в Воронеже. И о бабке под Тулой слыхивала, но это были все люди ее породы, она по разговорам одним все угадывала. Но вот мучило что-то бабку, будто червячок какой подтачивал и не давал полноценно наслаждаться жизнью сытой – просила она у Бога видения судьбы. Втемяшилось бабке в голову и понемногу захватывало все ее существо- такая уж человеческая натура, никогда и ничем не насыщается. Да как бы о большем почете мечтала там бабка, или о деньгах каких небывалых – вовсе нет. Разумеется, совесть ее требовала одной справедливости. А от нее, как известно,- все беды.
Судьба девочки, не благословенная небесами, тяжелым кульком передавалась ей прямо в руки, нет – не в кружевных оборках и ленточках, а плотно закрученная грубым дешевым холстом, из которого шили лишь мешки для картошки.
Ах, как бы отмахнуться сейчас от этого , пусть все исчезнет, как и не было, отдаст бабка заговоренную водицу и благословит пару на долгое счастье. Да какое счастье ей выпадет с этой выродившейся душой , это наихудший вариант из скупого набора, что загадала про нее судьба. Для стареющего поэта она была лишь темой, неиссякаемой темой соблазнения и развращения. Как молодое невыдержанное вино смаковал бы он ее , слабенькую, выпивал по глоточку, каждым толчком своего капризного , забалованного тела. Как приручил бы и подчинил служить ему верой и правдой в любое время дня и ночи. Ей бы, хлипенькой, еще в детстве сломленной ,еще незрелой порабощенной, копить по крохам свою силушку, как пчела день деньской свою поноску носит .Как тяжело вырваться из железного сценария, в детстве сваренного,- несмотря на все девичьи мечты и надежды, дорожки вновь и вновь выведут ее к попу с длинным хвостом, но в другом обличье…
-Беги от него, куда подальше, девочка. Первый встречный даст тебе больше счастья. Оперись пером жестким да пером крепким, а до той поры – не летай высоко, не ходи далеко. За первой же околицей сожрут тебя чудовища. Я проведу тебя огородами, схороню под вишневыми ветвями, окроплю голубым иссопом…
Бесстрашно и гневно , как птица, защищая своего птенца, взглянула она на старого поэта…
Будто с ледяной горы вниз рванула она по его древнему сердцу. Мелькнул маленький мальчик в дорогой рубашечке, за ним рухнули за поворотом властный мужчина и капризная тонкая женщина в кружевах, потом опять мальчик с ледяными глазами, плачущая бабушка в черном платке, могила, еще одна. Потом уже все крутилось в мутном и диком вихре – стол, бутылки, хохот, бледные и морозные женские лица, как зимние стекла… и тогда повалилась она на снежную землю, больно ударившись затылком. Одна за другой проходили перед лежащей в снегу бабкой Юлей женщины с осенними глазами, женщины с голодными глазами, женщины с одинокими глазами. Чья-то душа молила о любви, лишь о ней одной,- каждая уходящая женщина бросала в нее, как в скорчившегося ребенка, свой одинокий лист, – целая гора чужих увядших листьев, целая гора…
И плачущая душа поэта…
Давно стих шум отъезжающей машины, забуксовавшей на повороте. Бабка все сидела, уставившись в одну точку. Потом она машинально встала, взяла со стола подарок недавней парочки – кулек дорогих конфет и пачку заморского чая. Пошла на кухню, круто заварила чай. Налила его в большую чашку с алыми розами. Бросила три куска сахара. Помешала. Вынула из кулька конфету в золотой обертке, развернула – на белую кружевную скатерть выскользнула шоколадная буханочка , маленькая и ароматная. Она взяла ее в руки. Конфета таяла и превращалась в коричневую теплую жижу . На скатерть упали две капли- густые и маслянистые. Бабка встала , подошла к рукомойнику, помыла руки, тщательно вытерла их вафельным полотенцем и пошла в залу. Включила телевизор и долго смотрела в него – люди плясали и пели, потом садились за столы, говорили и ели. Выключила ,пошла к иконам помолиться. Бог лукаво улыбался, а маята не уходила, разрасталась все больше и больше, как сорняки в огороде. Ах, да, огород… Бабка Юля вышла во двор, пошла по тропке- поспевали огурцы, она любила смотреть на маленькие желтые цветы. Огурцов было много. Прошла по огороду взад- вперед. Посмотрела на соседский дом. Над ним висел неясный знак беды, трудно было разобрать издали. Надо бы сходить – предупредить. Подбежала собака, лизнула руки. Она погладила ее по голове , заглянула в черные глаза- собаке оставалось жить ровно три месяца.
Бабка села в благодатную землю и горько заплакала.
октябрь 2011г.
Метки: рассказы алексеевой, философия
Рассказ интересный. Но я не понимаю людей, которые идут к бабкам. Может, и есть среди них обладающие даром предвидения, но сейчас так много шарлатанов…
Почему-то всегда провидицами, шептухами были пожилые женщины, которых мы называли просто: бабки. Наверное это свойство человек приобретает с опытом жизни, а как много есть вещей, которых бы не хотел ни знать, ни предвидеть.
Да уж. И хочется, и колется. И хочу всё знать, и печаль от этих знаний душу съедает. И помочь бы рад, предупредить, да не всегда хороший итог от этого. такая уж судьба “видящих” людей.
Есть реальные примеры ясновидения, взять хотя бы бабу Вангу… Многие ее пророчества сбылись и наверное сбываются для каждого, кто побывал в нее и разговарил с ней…
Это же можно отнести к героине рассказа – бабке Юле. Очень реалистично…
Не верю я в дар ясновидения. Интуиция – да, но вот прозорливость открывается только подвизавшимся духовно людям. В основном конечно монахам. А бабки… Ну не знаю, не знаю…
Господи, горько-то как… Не дай бог, чтобы выпал этот дар предвидения. Мало кому удается нести этот груз. Как намекнуть человеку, что ждет его не радость и благодать, а тяжелое бремя. спасибо, Светлане, что в своих рассказах о душевных страданиях напоминает, не дает растворится в ежедневной суете.
Который раз убеждаюсь, что только пройдя через страдания, человек может приобрести подобный дар (или же открыть его в себе). У нас в городе есть священник. Он лечит многие болезни. А началось у него все это после службы в Афгане.
Проникать в чужие мысли, судьбу, пробивать ауру человека дано единицам и очень морально истощает. Но ещё труднее потом говорить о том, что ты увидел в будущем другого человека. Может поломать и его и ясновидящего.
Когда начинаешь “видеть и прозревать”, в самом начале становится страшно и тяжело, видеть это всё, судьбы, горести и беды. Но к этому привыкаешь, потому что начинаешь относиться к ясновидению не иначе, как к дару Божьему. И конечно, очень много личной энергии забирает этот процесс.
Действительно, очень интересный рассказ. Хотя временами не совсем понятно, что с чем увязывается. Главный посыл – аккуратней надо быть в своих желаниях.