А у меня так все вокруг и расплылось перед глазами, дыни все куда-то вглубь рынка уехали, а волосатый грузин стал еще больше похож на огромную многоножку. Так захотелось мне хоть малюсенькую дыню взять -да и проглотить целиком с грязной шкуркой, слюни у меня ручьем потекли.
В чувство меня привели сильные тычки в спину, оглядываюсь- старушенция такая древняя, как креветка ,в три погибели согнулась, ее на том свете с фонарями обыскались, а она- тут, проворно работая костлявыми локотушками, целую сетку дынь насобирала, крючковатый нос грязным платком старательно вытерла, губами шамкнула… и пошла себе не спеша… денег не заплатила…
Оглянулась я на продавца – ничегошеньки не видит он, знай себе- ножом взмахивает, тот на солнце посверкивает, а волосатый грузин с упоением дыни взламывает, сочнящиеся светлой, прозрачной кровью, куски выхватывает -и с восторгом, как знамя, высоко поднимает. Я осторожно взяла дыню и положила в сумку. Потом еще. Сердце колотилось бешено. По голове будто колотушками били. Я была как во сне. До этого тяжелая, как бревно, рука, на которой сидела Аленка, стала легкой и невесомой, да и все тело как-то размылось, высветлилось, как после бани. Я вся наполнилась ужасом… и восторгом.
Сколько я так набирала дынь, не знаю, но сумка сильно потяжелела. Одернула я Аленке платьице… и пошла. Никто меня не окликнул, никто в спину не выстрелил. Из памяти выпало, как я добралась до дома, зато хорошо помню, как высыпала на пол кухни дыни, их оказалось целых семь штук (как я их смогла донести, ума не дам). Дети визжали от радости. Дыни мне показались такие яркие, солнечные. Будто в черно-белом изображении, где я жила, впервые появилась первая цветная краска. И была она желтая. И это было хорошо. Будто первый день создания мира… Угрызений совести я пока не испытывала. Я хотела видеть мир цветным. Как его раскрасить другим способом, я пока не знала.
Я накормила детей дыней. Мордочки их блестели от сока. Особенно много съела Аленка, хотя, что я говорю «съела», зубов-то у нее еще пока не было, она просто погружалась до ушей в дыню и, шумно всхлипывая, всасывала ее, как удав. Я боялась, что она лопнет. Я боялась, что у детей будет аллергия, ведь дыню они до этого не пробовали. Ничего подобного. Все обошлось.
Не знаю точно, отчего я больше всего получила радость, от того ли, что дети были сыты, или от того, что я смогла совершить нечто небывалое. Скорее от второго.
Мама моя пришла бы в ужас.
Но самое главное заключалось в том, что во мне, как в усыхающем дереве, вновь зажурчали жизненные соки, они устремились вверх, к ветвям, ветви мои раскинулись вновь, почки вкусно лопнули, и зашумела весенняя листва. На этом отрезке жизненного пути своего я обрела себя в… воровстве.
Я перемыла всю комнату, кухню и коридор (откуда и силы взялись), перестирала все белье, перекупала детей и до ночи играла с ними в прятки. Дом ходуном ходил, мы еле уснули.
На неделю дынь хватило – я еле дождалась субботы, когда на рынке было полно народу. На этот раз сумку взяла большую.
Я и не знала раньше, что воровать так легко, главное ни о чем не думать и ни в коем случае не смотреть на того, у кого воруешь. Иначе он почувствует напряжение нутром. А если набирать спокойно, не торопясь, без суеты… еще уверенно, да, обязательно уверенно… потом плавно уйти… это целое искусство. Никто меня ему не обучал. Хотя почему же, та старушенция, похожая на бабу-ягу, и была моим невольным учителем. На рынок я входила, как в сон, как в незнакомую страну, где можно брать что хочешь и ничего тебе за это не будет.
Метки: рассказы Алексеевой Тамары
Читала рассказ и даже читая рассказ у меня слезы наворачивались на глаза. Нет ну конечно есть всякие безвыходные ситуации, но на мой взгляд лучше пойти и просить чем воровать. Да и муж герой, если честно то сразу бы от такого отказалась. Все преступления совершаемые людьми на мой взгляд не из безвыходности, а именно из – за болезни и чувства не наказанности.
sashakkkk1, дай Бог, чтобы никогда не пришлось побывать на ее месте. Думаю, чтобы накормить детей, почти все пойдут на многие преступления и похуже обычного воровства