Но он ушел и никогда не вернулся. И только спустя несколько дней мне его знакомый, что сторожем в шахматном клубе работал, рассказал такую вот историю.
– Он в тюрьме девять лет за воровство сидел. А как к вам пришел, да вы ему все ключи-то отдали, он так и обалдел: краски дорогие, итальянские, гипс самого лучшего качества,
игрушки – бери не хочу!. Первый раз в жизни ему следить за добром доверили, напился он, ко мне пришел. Стоит, где Вы сейчас стоите, рукавом слезы утирает и волком воет – «не могу, Михалыч, не могу, да что ж это делается-то, господи. Не могу я у них воровать –никогда еще в жизни мне так не доверяли».
Художники у нас еще – милость, многие с образованием, а вот отливщики… Работа тяжелая – целый день игрушку, чтоб отлить как следует, надо в руках понянчить – сила нужна богатырская. Шли на эту работу только пьющие, да в прошлом судимые – об этом разве сразу догадаешься? Люди и документы выправляют как надо.
Управлять таким коллективом… Первое время, когда не знали, какие расценки вводить за работу – советовались с женщинами, ведь люди много лет проработали на фабриках
узоров.
Это было непростительной ошибкой. Самой грубой из всех, что мы с Олегом допустили.
Во-первых, расценки они, ясное дело, сильно завышали, и красили помедленней, во-вторых, (и это было гораздо хуже) у них появлялась твердая сопричастность к общему делу. Ведь с ними советовались.
Одному человеку производство не вытянуть. С друзьями и родственниками – не знаю случая, чтоб люди из-за доходов не переругались и не развалили даже удачно начатое дело. Не говоря уж о том, что в девяностые годы 80 % смертей предпринимателей в России было на совести лишь друзей – партнеров.
У семейного бизнеса свои проблемы. Чтобы сохранить семью, женщине надо завязать в железный узелок свои мечты о власти, гордо давя слезы, стать за мужем и твердо знать
только это место. А коллектив-то женский! Если ступать царицею грозной супружеским благоразумием не велено, то каждая работница рано или поздно захочет попробовать себя
на этот трон.
Наступали лютые времена. Йога под руководством гуру Рубина уже казалась цветочным раем. Она растворяла личность, как кусок сахара, в воду брошенный, но давала красочные
балы, арабские танцы, учила искусству выживать…
Производство в России, как огромный удав высасывало деньги, энергию, отупляло почти до животного уровня, превращало жизнь в одно существование ради работы – и ничего
не давало взамен.
Мы обрастали с Олегом многочисленными дипломами, российскими и даже международными, похвальными грамотами. Я аккуратно складывала их в ящик, где уже лежали: шелковая шапочка с разноцветными камушками, ордена и крестики на алых ленточках…
Кофе и чай пришлось отменить в первую очередь…
Ох, Рафик, Рафик, как же ты был прав. И если тебя еще не убили наши бомжи в противогазах и ты прочтешь эти строки – почему же мы не послушались тебя, Рафик?
Краски мы не заменили. А дорогие сохнут долго, пришлось построить сушилку – обошлась она нам недешево.
Хозяйка помещения, бывшая ткачиха Раиса Михайловна (тоже не растерялась в свое время – выкупила за гроши ткацкую фабрику), почуяв, что мы хорошо вложились в ее подвал, и уйти нам не было никакой возможности, аренду стала повышать до неприличия. Работники требовали повышения зарплаты за то, что работали в подвале без окон. Где-то существовал такой закон. Оформить всех было просто нереальным делом – невозможно представить, чем руководствовалось правительство, взваливая на нас такой непосильный
оброк…
Отпускные и больничные надо было как-то выдавать. Тут пошла борьба ни на жизнь а насмерть, люди привыкли брать липовые больничные. Стали оплачивать, если человек лежал в больнице – и это можно было проверить. Поставили на выходе человека, чтоб сумки проверял, потом выяснилось, художники с ним смогли договориться…
Началась классовая ненависть.
Лучше что-либо не вводить, чем потом отменять. Нас с Олегом ненавидели, как самых настоящих капиталистов. И это несмотря на то, что люди получали зарплату, как на Металлургическом комбинате. Никто не увольнялся. Человеческое отношение к работникам привело к тому, что появились звезды. Пятеро дизайнеров требовали нанять дополнительных работников, чтобы помогали им выполнять всю грязную работу. Одна из них, самая талантливая, запросила отдельный кабинет по причине психологической несовместимости.
Отдельный кабинет потребовала еще отливщица больших фигур – Татьяна Докарева. Она одна уловила какой-то секрет и легко отливала большое количество игрушек – секретом ни с кем не делясь. И мы поначалу выполняли эти самые требования!
Незнакомый вид деятельности вызывал растерянность и страх – а вдруг без этих ценных работников мы не справимся?
Аренда росла. Росли с катастрофической скоростью стоимость гипса, красок, картона. Росла зарплата. Игрушки – ведь это не хлеб, каждый день их не покупают и есть
определенный предел, после которого ни одну, даже золотую игрушку, покупать не станут. Вон – китайский товар – много лет одни и те же цены.
Мы крутились с Олегом, как заведенные, не в силах остановить нами же и раскрученный моховик. Тяжелые времена были летом. Заказов не было. А как быть с профессиональными художниками? Наши игрушки отличались высоким качеством,
и потому пользовались спросом. Если отпустить на лето художников – как их потом собрать?
Мы брали кредиты. Самое легкое – в Русском стандарте. Берешь пятьсот тысяч, а отдаешь миллион. Зато получаешь за один день. Никакого льготного кредитования в реальности
не существовало. Никаких льготных помещений. Никакой помощи малому и среднему бизнесу. Помещения, любезно предоставленные администрацией города, которые мы наивно кинулись осматривать – являлись чистой воды фикцией. Более или менее подходящие были давным-давно куда надо распроданы – а разваленные, без крыш и отопления, без окон и дверей – требовали огромных вложений и еще к тому же в собственность туманно обещались лет эдак через пять-семь.
