Официальный сайт липецкой
писательницы

   Игровая зависимость

или история одной любви

 

Всем женщинам, с разным цветом кожи,  

посвящаю я свой плач, в надежде,  

что хоть один его звук

достигнет сокровенного дома…

 

 

Я никогда не интересовалась игровой зависимостью. Я видела игровые автоматы, расставленные по всему городу, видела оживленные кучки людей, вращающиеся  вокруг  них, как спицы вокруг блистающей оси. Время от времени слышала, что кто-то проигрался и остался на улице: без денег и жилья,  кто-то покончил с собой или умер от передозировки наркотиков. Но это не трогало мое сердце – так, мельком посмотрев на ночь ужастики, мы безмятежно засыпаем в своем уютном и безопасном мире. Это как мысли о смерти, мы знаем – она есть, но где-то далеко, только у чужих…

Я так жила, мы все так живем. Пока беда без стука, не спрашивая разрешения, распахнула все двери моего дома. И все невозвратно изменилось…

  Как в дом приносят новорожденного, и все незамедлительно подчиняется его жизни, так и с бедой – меняются  мысли, чувства, планы и надежды…

  Вы когда-нибудь плакали от бессилия что-либо изменить в этом мраке, наполнившем  дом?

  Вы когда-нибудь  испытывали полную безнадежность – этой борьбы – за своего возлюбленного или ребенка – с Демоном игромании? И разве это не общий Демон: одержимых наркотиками и алкоголем, любой непреодолимой страсти?

  И разве не хитер он, не коварен и изворотлив? Разве с уничтожением игровых автоматов не просочился он в ваши дома, как просачивается дождь в землю?

  Разве, усыпив  материнский  инстинкт, не столкнул взрослых и детей – в этот чужой, игрушечный и бессмысленный компьютерный мир, в котором оскверняется все самое прекрасное, чахнет и гибнет все самое лучшее – ради чего рождаются на земле люди?

  Всем своим обострившимся чутьем – матери погибающего сына, я почувствовала это опустошение, это невозвратно потерянное время: будто невидимый удав, поздно вечером просунув свою прозрачную голову в тот или иной зал, в тот или иной дом, медленным и отточенным  движение ноздрей  втягивает  свою дань, наполняя людей еще большим безумием и одержимостью. И весь мир, проклятый небесами, блистает  всеми цветами этого безбожного пространства, блистает и беснуется…

  Я увидела множество детей, бредущих по земле, замкнувшихся в себе, будто распахнув потайную дверь  сердца – в игорный зал, где там им светят зеленые, красные и синие огни этого гибельного мира, прыгают и скалят зубы мертвые обезьянки, гремят кнопки, звенят монеты.

  Я нашла эту магическую кнопку, эту неистощимую тему, оживляющую играющих кукол – это была неутомляемая жажда сорвать один крупный куш, когда сыпется и сыпется твой золотой дождь, когда на глазах растет твоя гора золотых монет, когда весь зал расширяется до невообразимых широт, и вся толпа видит и слышит твой триумф…

  Я, мать игромана, услышала ее, эту дьявольскую считалочку всех игроков, услышала и поняла – Демон не знает ни жалости, ни пощады.

  Разве мы – матери или возлюбленные – выбираем эту страшную судьбу? В этой горькой исповеди  я  хочу поведать свою личную историю, ведь каждая  достойна внимания хотя бы тем, что она неповторима. Я так хотела  остаться в своем  привычном мире,  но изменить судьбу  или отклониться от нее невозможно, она будет в ярости кусать и жалить со всех сторон… 

  И разве  моя вина, что далекий голос, словно эхо, звал меня днем и ночью: это был голос моего сына, голос самой беды.

  И я вступила на эту бесконечную и жуткую тропу, куда меня забрала  в пляску сама Смерть. Внезапно, с силой ухватив  за руку, она увлекала меня в этот дикий танец, под свою собственную дьявольскую музыку – это был путь без возврата. Схлестывая листья с кустов и целые сучья, она увлекала меня все дальше и дальше  в лес, кружась черными полотнами платья, дергаясь и колыхаясь, как заводная, без передышки. И я, не спуская глаз с ее бледного  лица, с все ярче и ярче разгоравшихся глаз, лихорадочно и бессмысленно сгибала и разгибала руки и ноги: так прыгают пленные, когда стреляют им в ноги. У меня не было  выбора – за ней, прозрачный и почти бездыханный – был мой сын, мой единственный ребенок. Его жизнь напрямую зависела от моей – поистине животной настойчивости и самообладания, терпения и упорства. От любого  моего неосторожного  движения  он все больше терял свое очертание – сквозь него все отчетливей проступали сырая трава, и отпечатки множества следов…

  Разве я имела право отчаяться в этом неравном и беспощадном поединке?

  В этом танце со Смертью я не сразу, не вдруг, но все же стала наполняться абсолютной уверенностью:  ей надо противопоставить что-то гораздо большее, чем свою жизнь…

Глава 1. Поиски рукописи

  Давно я не ездила в поездах. Пошли уже вторые сутки моего отчаянного и нелепого путешествия. Ночью я не спала, прижавшись к стеклу,  смотрела в непроглядную тьму. Блистающий мрак,  мерцающий  фиолетовыми и темно-синими пятнами, втягивал меня в еще большее одиночество, в еще большую безысходность. Мелькали, приседая, голые деревья, подпрыгивали кусты, скакали белые камни. Порой я видела совсем фантастические пейзажи – высокие тени людей, причудливые замки. Но стоило мне всмотреться, как следует – все исчезало. Вероятно, это было следствием длительной бессонницы. Как же ныл поезд, как он стонал и скулил, скрежетал своим железным телом, будто  живой! Звук был то отчетливый и резкий, будто резали по металлу, то глухой и монотонный, уводящий в забытье…

Время от времени, я украдкой поглядывала на спящих: женщину и ее взрослого сына. Ничто не тревожило их безмятежного и сладкого сна – ни резкие звуки свистков, ни шум и грохот, ни сильные, похожие на выстрелы, щелчки – перед остановками на многочисленных станциях. В странном, завистливом оцепенении  смотрела я  на ее лицо, бесхитростное и открытое, на темно-русые волосы, рассыпанные по подушке, румяные от избытка здоровья губы. Я вдыхала тягучий, будто с далеких лугов, запах скошенной травы. Сон ее был так прост и тих, как гладкая поверхность лесного озера. Спящая она казалась моложе, под редкими вспышками фонарей округлые плечи и щеки светились, как спелые яблоки из темной травы. Сыну было примерно столько, сколько и моему – лет двадцать. Он был такой юный –  припухлостью щек, едва тронутых мягким пушком, алым румянцем, воробьиным запахом волос; чмокнув губами, он что-то забормотал и перевернулся к стене. Они  были просты и открыты, как дома беспечных хозяев, их будто нарочно посадили ко мне – этих счастливых людей, ехавшим к  родственникам на свадьбу, – женился племянник моей попутчицы.

Утром не было покоя от ее радостных разговоров, в предвкушении предстоящего праздника она вся сияла и блестела –  молочной кожей, маленькими серо-голубыми глазами, пушистыми волосами, в которых сверкали капли воды. Шумно и долго, как утка в корыте, она плескалась в туалете, и так же шумно вошла, широко раздвигая тугие двери своими белыми ловкими руками, пахнувшая свежим мылом, невообразимо сладкими духами – она, наверное, вылила на себя целый пузырек.  Я угрюмо смотрела на ее низкий лоб,  губы, не тронутые помадой, пальцы с коротко остриженными ногтями, не знавшие лака и дорогих перстней – ночью она была гораздо миловидней. Она сидела в ярко-оранжевом байковом халате, как кукла – круглая, большая и румяная; грызла семечки, громко и с наслаждением пила чай, закусывая хрустящими вафлями с нежно-белой прослойкой. Я ежилась  от ее простодушного взгляда,  от лютой, животной ненависти, которая осветляла мою пустоту. Я ей отчаянно завидовала…

Мария (так звали мою попутчицу) всю дорогу, не переставая, нахваливала своего сына, и видно было, с каким удовольствием для них обоих она это делала. Он-то и работящий, и умница, каких  еще не видывал свет, а уж как мамку-то любит, бог мой! Я переводила взгляд на немного туповатое, но дружелюбное  лицо парня, на его низко посаженные, невыразительные глаза, жидкие пряди волос, и мстительно думала о том, что при другом раскладе судьбы он, вероятно, стал бы преступником. Было что-то неуловимое в его глазах, какой-то смутный, приглушенно – янтарный блеск. И если фигура матери, несмотря на полноту, сохранила  девичий аромат добродетели, то сын представлял собой полную противоположность, он был – одна шалая готовность сорваться  в любое опасное приключение, этот спящий звереныш уже пах дымом и свободой. Исподтишка  ловя ее взгляд, устремленный на сына, озаряющий вокруг него пространство, хранящий от всякой беды, я отворачивалась к окну, не в силах сглотнуть комка, застрявшего в горле. Она была нужна ему, эта мать, с трогательным восхищением глядевшая на него…

Сидя напротив своих попутчиков, я как бы раздваивалась: часть меня – ежилась и сжималась под их легкими взглядами и обычными между незнакомыми людьми вопросами, другая – с готовностью вовлекалась в эту поверхностную и незамысловатую болтовню, отвлекающую меня от томительных мыслей. Когда Мария замолкала, и переводила свои яркие, как терновые ягоды, глаза в окно, и с таким же восхитительным и неподдельным вниманием  следила за пробегающими там домами, я облегченно вздыхала и тут же наполнялась тревогой, как глубокий след в топком лесу наполняется зеленой водой.

В дверь вошла проводница. В руках у нее были два стакана с чаем. Не помню, неужели я просила? Нет, это мои попутчики. И с каким же радостным и вкусным восторгом они звучно прихлебывали этот чай, лакомились душистыми булками,  хрустящими вафлями,  ванильными печеньями. Я видела, с каким удовольствием держала Мария этот железный подстаканник, с каким оживлением бросала в кипяток кубики сахара и размешивала их ложечкой… я наблюдала за ней – так, вытянув из кустов морды, следят за нашим поездом звери. Уверенностью и силой была наполнена эта мать, уверенностью в себе, в своего сына. «Все будет так, как надо» – чудилось мне в высоко уложенных густых волосах, в маленьком упрямом подбородке, даже в своевольном повороте белой и полной шеи. Каким звонким смехом наполняла она небольшое пространство купе, переодевшись утром в шелковое вишневое платье, с воланами и оборками, еще больше полнившие ее фигуру!   Сын вторил ей  хриплым баском, как щуплый теленочек. Сидя на лавке, облокотившись на сына, Мария натягивала на широкие ступни новенькие лакированные лодочки. Только руки ее, особенно пальцы – были будто от другой женщины – короткие и шершавые, огрубелые от работы, с некрасивым шрамом на ладони – от давней травмы.

Далекая, непонятная жизнь, наполненная своими печалями и радостями. Такие разные – во всех смыслах, они все же были единым целым куском, светлым и ясным, как купол неба, теплым и славным, как добрые мысли. Сколько же душистого и крепкого чая они выпили? Как блаженно улыбались, щурясь от сытой еды!  Пряди волос у Марии намокли и прилипли к горящим щекам – разве я не хотела жить в таком же мире радости? Не потому ли я так долго и напряженно слежу за ней, как голодная волчица – на недоступный и надежно защищенный  сарай, из всех щелей которого идут невообразимо сытые запахи? Хочу отыскать ту священную связку ключей – к этому простому счастью?

Простыня и пододеяльник были сыроваты и пахли хлоркой. Я с наслаждением вытянула ноги, хотелось спать. Потухла лампа… Но меня не проведешь – я знала, насколько обманчиво это состояние.  Минут через двадцать наступит полное отрезвление – и сна как не бывало. Ворочаясь с боку на бок, я измотаю эту полку так, что к утру, простыня  с одеялом, измятые и скрученные жгутом, окажутся где угодно: повиснут на столе, вытянутся на полу. Я забыла взять в дорогу снотворное – это было непростительной ошибкой. Лучше искусственный сон, чем его полное отсутствие. В первом случае главное – пару чашек хорошего и крепкого кофе, после снотворного тяжело проснуться, сознание возвращается с трудом, выплываешь, как из-под наркоза. Почему-то в поезде резче ощущается  бесконечная, как дорога в полях, собственная вина. В обычной жизни все сглаживается суетой, ненужными действиями и разговорами. Одиночества не видно, как не видно камней на дне пруда. Куда я ехала? Разве можно убежать от себя?

Я хочу превратиться… Закрывая глаза, будто погружаешься на самое дно… Я хочу превратиться в один из этих камней…

Утром всегда легче, утром всегда светлей. Каким бы утомительным не был мой сон, он утолил мою боль, ослабил хватку тоски. У меня была своя цель, своя мечта, ухватившись за нее, как за прочную ветвь, я постепенно вылезала из трясины, в которой почти исчезла, почти растаяла. Как я посмела – так погрузиться в нее,  довести себя – до полного умопомрачения! Приняла ее за мягкое крыло, в которое птица на ночь прячет свою голову?  Разве мой поиск не увенчается успехом? Я призывала свои жизненные силы, я заклинала их – наполнить меня, так приманивают дождь – в самую сильную засуху. Я подбадривала себя и постепенно наполнялась уверенностью, как утро разгорается голосами птиц и солнцем…

Так я думала и так действовала – в то далекое утро, в самом начале своего странствия. Я еще не превратилась в зачарованную путницу, еще не закружилась по пыльным дорогам и площадям, не ослабела в своей надежде найти спасительный выход из своей беды…

Странное дело, почему-то именно в тот момент, я, полностью слившаяся с толпой, уверенно и бодро летящая по перрону,  привлекла внимание милиции. Прилично одетая – в строгую черную юбку и белую шелковую блузку,- спокойно, с напористой веселостью, я спрашивала в киоске вокзала газету, когда меня потянул за руку молоденький лейтенант милиции. Он был худенький и интеллигентный, в очках, со слегка оттопыренными ушками. Я улыбнулась, произнесла какие-то слова и пошла за ним. Мысль, что лучше бы мне не попадаться, дошла до моего сознания слишком поздно. Одного задержания  мне было вполне достаточно –  я больше не повторю своей ошибки и научусь врать. Невразумительно и долго, то и дело озираясь по сторонам и поправляя волосы, я сбивчиво рассказывала о том, что ищу одного священника, зовут его отец Владимир –  вот и все, что я о нем знала. Но он мне непременно нужен, видите ли, дело в том, что в книге, которая называлась «Игровая зависимость», не хватало листов, написал ее этот священник, а нашла я книгу в храме.

Меня слушали очень внимательно, почти не перебивая. И в конце ясно и точно, словно контрольный выстрел в сердце, мне был задан простой вопрос:

– А зачем вам нужно окончание книги «Игровая зависимость»?

– Мой сын – игроман, – еле слышно прошептала я. – И мне непременно нужно знать, что делать дальше…

– И что, в этой книге, какие-то необыкновенные советы?   Заклинания, или особые молитвы? С чего вы решили, что имея на руках эти ориентиры, вы найдете автора? И даже, если предположить само чудо, вы найдете его – студента или священника, вы уверены, что эти несколько листов спасут вашего ребенка?

Будто раздетая догола, под яркими вспышками ламп, я что-то судорожно лепетала и прикрывала руками глаза, пытаясь защититься  и спасти остатки последней веры.

Молодые ребята в форме, давно потеряв ко мне интерес, смеялись между собой, один из них – тот самый, что задержал меня и задавал вопросы – громко повторял какое-то слово – раздавался новый взрыв хохота. Рядом со мной, на широкой деревянной скамье, за железной решеткой, сидела бездомная старуха. Своими беспрерывными движениями она напоминала обезьянку: проворно скребла одной костлявой рукой другую, щелкая черными когтями, что-то вычесывала в волосах, ковыряла и стряхивала с грязных юбок, тихо и миролюбиво лопотала себе под нос. Мне потребовалось огромное напряжение сил, чтобы вырваться на волю. У меня, в отличие от этой старухи, были деньги, ведь готовясь к долгой дороге, я взяла отпускные за три месяца. Я работала учителем начальных классов, у меня были деньги, и я искала отца Владимира. Он мог обитать где угодно, он мог давно сгинуть, может, даже имени такого не существовало, это был лишь псевдоним. Тогда я  никогда, никогда его не найду…

Книгу я обнаружила в церкви, когда покупала очередные молитвы за детей – тоненькую зеленую книжечку с золотыми буквами. И тут, когда я брала в руки сдачу,  на молниеносную долю секунды мне показалось, что я схожу с ума – поверху книг, свечей и бумажных икон – небрежно, наискось, лежала рукопись, на которой крупными буквами было написано «Игровая зависимость».

– Скажите, скажите, пожалуйста, что это? – Я с таким жаром и отчаянием крикнула старушке, стоявшей за прилавком, и так замахала руками над прилавком, что она взглянула на меня с нескрываемым удивлением.

– А-а, да,  это приходил  священник, кажется, его звали отец Владимир. Он хотел напечатать в нашей типографии  книгу, но она, во-первых, не нашей тематики, во-вторых, типография у нас временно не работает, мы сами, если что напечатать, обращаемся в столицу. Я все это ему объяснила довольно обстоятельно, как сейчас вот вам рассказываю. А он даже не дослушал меня, неожиданно, даже  резко повернулся и пошел к выходу.

«Стойте!- крикнула я ему вслед, – а рукопись-то забыли!» Он  махнул рукой, даже не обернувшись – забирайте, мол, она мне больше не нужна. Странный такой был,  взволнованный. Так больше и не пришел.

– Простите, я могу посмотреть? – тихо, глотая слюну, спросила я, заискивающе глядя на эту болтливую женщину. При более внимательном взгляде я увидела кроткое лицо в темном платке, седые брови и пряди волос,  глаза – то ли серые, то ли светло – голубые, плотно сжатые, высохшие губы. Маленькой и тонкой фигуркой она была похожа на ребенка.

Продавая свой многочисленный церковный товар, она успевала метаться вдоль длинного деревянного прилавка, морщинистыми ручками проворно выхватывать нужную вещь, терпеливо объяснять ее назначение покупателям и одновременно, какой-то частью души, удерживать в этом пространстве и меня.

– Забирайте, – махнула она рукой. – Все равно я хотела спрятать ее, не ровен час, отец Игорь заметит, он у нас строгий, вольностей не позволяет. А тут – название какое-то, непонятно. Да и смотрят все, истрепали.

Я взяла эту небольшую стопку листов, прижала к себе и почти бегом достигла двери. Нетерпение одолевало меня, выйдя из храма, я едва нашла первую попавшуюся скамью. Как же я перебирала их, эти драгоценные страницы, отпечатанные на компьютере мелким шрифтом! Так, вероятно, неизлечимый скупец  в своем сумрачном замке пересчитывает денежные купюры. Так сладострастный близорукий старец перебирает на ощупь юных проституток:  горячих и сухих, как атласные стволы берез, влажных и прохладных, как голубые ручьи, духовитых и лакомых, как куски светлого меда!

Рукопись была написана истинным игроком, это было видно с первой строки. Я поверила в нее сразу и безоглядно. Я глотала страницы торопливо, не жуя, как голодная собака. Ее писал человек, преодолевший эту пагубную страсть, он давал не просто дельные, а бесценные советы – самим игрокам и их близким.

Сколько же я понаделала ошибок! Продолжая читать, я обхватывала голову руками, вскрикивала, и, бросая листы, вскакивала со скамьи. Кружила вокруг нее, дрожала и трепетала, что-то испуганно шептала и всхлипывала, и вновь кидалась читать – со стороны, я, наверное, казалась безумной! Да так оно и было – с каждой строкой я обнаруживала все ничтожество и всю бессмысленность моих прежних попыток…

Впервые, когда я осознала несчастье, я металась, как слепая птица над своим раненным птенцом, неподвижно лежащим в траве. Я пыталась приподнять его своим крылом, ворошила клювом окровавленные перышки на голове – но все, все было напрасно. Рана была слишком глубока, я упустила время, когда кровь просачивалась в землю. В бессильной ярости, от полной безнадежности, не жалея себя – я мчалась за ветром, от ветра металась к дождю, от дождя снова припадала к земле, в зверином ужасе своем, отвергая любовь, клевала его вялую головку, она болталась из стороны в сторону, как ватная. Мой птенец медленно угасал, его сердце отвергало саму жизнь, все в ней – что не было связано с игрой…

Я все поправлю, глотая слезы, говорила я сама себе, снова и снова повторяя эти слова, как заклинания, когда медленно возвращалась домой. К чему было надрывать душу? Я вытирала мокрое лицо,  листья кружились и падали  под ноги – красные, желтые, вишневые. Я все поправлю…

Рукопись напоминала памятку или инструкцию. В ней почти не было элементов художественности, да и к чему они мне?

Я перечитывала ее каждый день и пыталась действовать по-другому…

Глава 2.Рукопись отца Владимира

                                                Игровая зависимость

«Как – то, после очередного проигрыша, я обсуждал произошедшее со своим приятелем.  Я ему рассказывал, что в какой- то момент стоял в хорошем выигрыше, чувствовал, что надо «соскочить», но продолжал играть. Автомат словно переклинило  –  он стал тупо «жрать». В итоге я проиграл довольно внушительную  и необходимую мне сумму денег. В этот момент к нам подошел общий знакомый,  мужчина лет пятидесяти. Уяснив ситуацию, он во всем обвинил меня. Он сказал, что я  сам виноват  в том, что начисто проигрался. Он деловито советовал, мол,  надо было деньги разделить на два кармашка: в один положить те, которые я ставлю на игру, а в другой  –  которые ставить не собираюсь, и как только проиграю те деньги, что в кармашке на игру,  –  надо уйти домой. Он самодовольно и  широко улыбался, он весь сиял своими сединами, будто они являлись хорошим показателем богатого жизненного опыта. Снисходительно похлопав меня по плечу,  он зашагал по своим делам.  

  Я знал его, он не был игроком и все, что связано с играми, было ему чуждо.  Ярость перехватила мое горло, я хотел было  догнать его и несколько раз стукнуть  по голове  – пусть пеняет на себя,  этот непрошеный выскочка! Крик несся ему вдогонку, мой безмолвный наболевший крик, будто из сотни ядовитых источников хлынула вода.

  – Ты, когда-нибудь?  заходил в казино с тремя «кармашками»? чтобы в первом – небольшие деньги для развлечений, во втором – те, что ты отложил на покупку чего-то очень важного, а в третьем –  лишь бы дотянуть до получки?

  – Помнишь ли ты выражение лиц твоих друзей, которые когда-то уважали тебя, а сейчас смотрели с таким презрением – как ты вымаливаешь, скуля, как щенок, выклянчиваешь, извиваясь змеей, деньги, чтобы отыграться – когда проиграл все, все, из всех карманов??!

  – Помнишь ли ты? как без копейки, ненавидя и проклиная себя, возвращался домой, помнишь глаза жены?

  – Помнишь, как близкие и родные стали избегать тебя, перестали брать телефонные трубки и стали лгать тебе – в ответ на твои просьбы?

  – Помнишь? как за гроши продал машину?

  – Помнишь? как ты был молод, талантлив, перспективен и счастлив? Глаза твоей женщины, в которых день за днем умирала любовь? Матери! еще живой, но уже пахнувшей смертью?

  – Помнишь  тех, кто много лет смотрел тебе в рот и ловил каждое твое слово? Теперь они смотрят  свысока, словно теперь ты падаль, пропащее «дерьмо», о которое можно вытереть ноги!

  – Ты когда-нибудь плакал от бессилия? От того, что один, что проиграл свою молодость, удачу, имущество, а главное –  что не в силах контролировать себя, что Демон полностью подавил твою волю.

  – Не помнишь??!

  – Не знаешь – каково это??!

  –  Бьюсь об заклад – с тобой этого не было… Тогда какого черта  ты раздаешь всем свои дешевые советы?! Какого черта – ты приперся сюда?   Больше никогда не заикайся про свои жалкие два карманчика!

  Я не читал  книги об игровой зависимости, тогда я не жаждал для себя спасения. Но время от времени я натыкался на них,  одни брошюры были познавательны, другие писали несведущие люди. Признанные авторитетные писатели лишь вскользь касались этой темы, и даже они ошибались в своих исследованиях. Никто из них не был  по- настоящему одержим Демоном азарта, никто не прошел вброд  через эту бездну и мрак. Это было отчетливо видно, шито белыми нитками, и потому страницы были безжизненны и пусты для меня, ведь игрок игрока видит издалека. С ожесточением я захлопывал их и бросал обратно …

  Так вот, я был там, парни, и  знаю,  насколько это тяжело. Борьба с этим Демоном жестока – у меня до сих пор на кисти руки не заживают следы его  зубов. У  меня есть перед собой определенные  обязательства – я хочу, чтобы тот, кто крепко попался, сумел побороть это зло…

Неважно – кто вы, и по каким ставкам играете,  какие суммы проигрываете: возможно, ты удачный   бизнесмен, и можешь  без особого сожаления и риска для своего кошелька оставить в казино сотню тысяч баксов, или ты – молодой парень, проигрывающий все свои  деньги. Важно другое:  насколько игровая зависимость отравляет вам жизнь и мешает быть полноценным человеком, личностью. Игровая зависимость понимается мною, как «неспособность силы воли сдерживать свое желание делать ставки на различные игровые события: игровые автоматы, рулетка и другие виды игр в казино, букмекерская контора, скачки, игра на деньги в бильярд, карты – все  азартные игры.

  Сделаю смелое предположение, что мои методы будут полезны для людей, одержимых наркотиками, алкоголем и другими сильными страстями, с которыми  в должной мере не справляется их сила воли. Несколько степеней игровой зависимости.

1.«Бесстрастные» – к этой категории я отношу людей,  которым чужды все азартные игры. Можно выделить несколько типов этих людей и причины –  почему они так холодны ко всем проявлением азарта.  Прежде всего – это люди советской закалки. Тогда было другое время и другое сознание. Казино и азартные игры считались злом, чем- то грязным, где обитают одни отбросы общества. Есть немало людей, которые так и проживают свою жизнь – не окунувшись хоть слегка, хотя бы немного,  в одну из страстей.  Для женщин это вполне допустимо, так как воспитание потомства – их приоритетная цель, а вот мужчины, которые, так или иначе, проживают серую жизнь, вызывают у меня подозрение. Мне их поистине жаль. Назовем этот тип « Серые». «Другие» – в эту категорию я отнесу людей, которые одержимы той или иной страстью, и она затмевает все желания.  Любовь к женщинам, фанатичное увлечение профессией, исследовательской деятельностью, религией – чем угодно, а также болезненные пристрастия – наркомания и алкоголизм.  Если вы относитесь к этой категории, то книга будет бесспорно полезна – в том плане, что вы научитесь значительно лучше понимать людей, которые одержимы игровой страстью. Игроманы сразу почувствуют, что вы хоть немного понимаете их, что вы готовы  поддержать (не в смысле – дать денег на игру), ваши советы уже не будут так бесполезны, вы  сможете найти общий язык и помочь этим людям.

 2.«Чуть- чуть – не считается». Это самая распространенная категория людей. Она охватывает более 60% россиян. Как говорится, все мы не без греха и ничто человеческое нам не чуждо. «Чуть- чуть» мог:  вложить все свои сбережения в МММ и остаться банкротом, пойти в казино и проиграть всю получку, на любом рынке стать жертвой наперсточного бизнеса, купить у красивой девушки на вокзале чайник неизвестной фирмы за 5000 рублей, подобрать пачку денег на Черкизовом рынке и пойти делиться с кем угодно…  В эту категорию попадают многие, кому хочется халявы, все устали от серого быта и все хотят праздника. Сразу и много. Человек из этой категории может проиграть зарплату в игровых автоматах или казино.

  Но, в отличие от других, тем, кто «Чуть- чуть», нужно всего пару раз обжечься, чтобы потом всю жизнь обходить стороной все казино мира.  «Какой же я идиот, как же я, дурень , пошел в это чертово казино? Ноги моей больше здесь не будет». Всего одного скандала жены или возлюбленной для этих людей будет достаточно, чтобы больше не играть: у них словно срабатывает выдвижной бронепоезд, который останавливается после первого  же сигнала красной лампочки. К сожалению, этот «бронепоезд», скорее всего, генетически закладывается в человеке,  как рост и цвет волос. Искусственно его не вызвать,  никакими заклинаниями. Но здесь есть  очень тонкий нюанс:  часть людей из этой категории  после того, как обожглась,  может больше не испытывать потребностей в игре, но продолжать играть. В целом, эта категория людей находится далеко от зоны риска, и только какие-то неимоверные обстоятельства жизни могут заставить их  ее пересечь.

( Пример: оказался одним из первых вкладчиков МММ, успешно вывел приумноженные средства, от души жалел Мавроди: «ай- ай- ай , продажное правительство доброго волшебника посадило», и потом участвовал  во всех пирамидах и сетевых маркетингах. Или первый раз пошел в казино, сорвал большой куш и поверил в свою удачу и легкую руку. В студенческие годы я плотно сидел на автоматах и проигрывал все свои небольшие доходы. Как-то раз, 31 декабря, я рано встал, чтобы успеть купить подарки. Я осознавал, что  не в силах себя контролировать, но не хотел окончательно падать в глазах своих близких. Я купил подарки и с оставшейся мелочью пошел в игровой зал. Все автоматы были заняты, ожидая своей очереди, я отрешенно наблюдал за игрой. Один автомат освободился, я хотел было за него сесть, как меня кто- то окликнул. Я узнал старого приятеля, перекинулся с ним парой слов, а когда обернулся – мой автомат был уже занят. Вокруг него стояло трое ребят, двое из которых,  были типичной шпаной, мечтавшей превратить свой мятый полтинник в пару сотен и пойти «побухать». Третий был явно не похож на своих друзей,  он производил впечатление вполне приличного молодого человека, который совершенно не вписывался в атмосферу игрового клуба. Поддавшись настойчивым уговорам друзей, он с сожалением достал свои деньги – пятьдесят рублей. Сыграв семь раз – по пять рублей,  он случайно ударил по кнопке «бет макс» и нажал на прокрутку. И тут один из его друзей закричал: «королевский»!!! Все повскакали со своих мест и окружили счастливца. Парень поймал «флеш рояль» и получил 12 тысяч рублей.  Это был его полный  триумф! Невероятная победа! Многие в зале были поражены, кто- то пытался что- то умножить в уме,  многие смотрели на него с завистью, парень с трудом сдерживал слезы счастья, когда он шел – его шатало. В тот момент, без капли сожаления, я подумал:  «Мне жаль тебя, парень». Через месяц я еле узнал его: охваченный безумием, трясущимися руками он пытался запихнуть помятую десятку в игровой автомат.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Вы можете перейти в конец и оставить комментарий. Уведомления сейчас отключены.